Слово авторитета - стр. 11
Сева Вологодский фигура в Москве известная и погоняло свое приобрел не потому, что родом был из далекой северной глубинки и своими немалыми талантами хотел обогатить Первопрестольную, а оттого, что половину своей жизни просидел в вологодских лагерях, где и был смотрящим.
Сходняк проходил на территории Севы Вологодского, а следовательно, каждый из присутствующих находился как бы у него в гостях, под его покровительством. Несмотря на разменянный полтинник, вор выглядел на удивление молодо и запросто сошел бы за тридцатипятилетнего. Единственное, что его старило, так это руки. Казалось, они принадлежат ветхому старцу, а не мужчине, едва ступившему в свой золотой век.
Сева был москвич. Причем не из тех, что оккупировали город по лимиту, прочно обосновавшись в районах новостроек, а из настоящих, из коренных. Его предки прожили в столице не одно поколение и всегда считали, что за пределами Садового кольца уже лежит глубокая провинция.
О себе он рассказывал немного: мать – кухарка, отец – инвалид. Это было правдой только отчасти: маманя была кухаркой не в городском общепите, тяжким трудом зарабатывающей на кусок хлеба, а в собственном доме, где под тяжестью разносолов ломился стол. Отец и вправду был инвалид, но в звании генерал-полковника, и только одной его пенсии хватило бы на то, чтобы прокормить целую дюжину голодных хлопцев. Но Сева был один, а потому излишек в этой семье водился всегда.
Совсем другим человеком был Миша Хвост. Фамилия так подходила к его облику, что ее запросто принимали за погоняло. Длинные, слегка вьющиеся волосы он собирал в пучок на затылке, задорно колыхавшийся при каждом его движении. Подобный авангард в уголовной среде был крайне непопулярен из-за консервативности блатной моды. Куда более доступными для понимания выглядели стриженые макушки и золотые перстни на пальцах. Возможно, по поводу внешности Хвоста и отпускались шуточки, но никто не посмел бы насмехаться над ним в глаза. Подобное безрассудство могло закончиться для смельчака очень печально – где-нибудь на илистом дне Чертановки.
И еще одна особенность отличала его от присутствующих воров – Миша Хвост ни дня не провел в чалкиной деревне. А громкий титул выкупил по случаю, заплатив за него миллион «зелеными». Возможно, он обошелся бы без подобных трат, но корона светила немалыми перспективами, и главная из них – сиживать с ворами за одним столом и знать, что его негромкий голос будет услышан во всех закоулках Первопрестольной.
Поговаривали, что даже должность смотрящего Восточного округа он приобрел не без помощи презренного металла. Но скорее всего то были наговоры недругов. Репутацию путевого он заслужил задолго до своей коронации. Начинал он еще на заре дикого капитализма, когда коммерческие киоски были в диковинку. Их воспринимали едва ли не как главный показатель экономических свобод, и на этакое чудо приходили смотреть со всей округи, уважительно цокали языками, разглядывая товары с пестрыми этикетками. Хвост был одним из первых, кто понял истину: курочка по зернышку клюет – и обложил капиталистические нововведения посильной данью. Позже его заинтересовали частные предприятия с многомиллионными оборотами, которые он обкладывал так же легко, как табачные киоски. Но его стартовый капитал был заложен именно при диком капитализме.