Словно мы злодеи - стр. 49

– Посидеть с тобой? – спросил я. Я не хотел его оставлять.

– Пожалуйста, – тихо отозвался он. – Я просто не мог с ними, не сейчас.

Я бросил вещи на песок и сел рядом с Джеймсом. Во время праздника незаметно кончилась гроза. Небо было ясным и тихим, звезды с любопытством глядели на нас с просторного темно-синего свода. Вода тоже улеглась, и я подумал, какие же они лжецы, небо и вода. Тихие, спокойные, ясные, будто все хорошо. Хорошо не было, и в общем-то уже никогда не могло стать хорошо.

Несколько упрямых капель воды так и держались у Джеймса на щеках. Что-то в нем изменилось, он не был прежним. Казался таким хрупким, что я боялся к нему прикоснуться. Он что-то хотел сказать – возможно, позвать меня по имени, – но у него вышла только тень звука, и он замолчал, прижав к губам тыльную сторону руки. У меня болело в груди, но боль была глубже мышц и костей, словно что-то острое пробило во мне дыру. Я отважился прикоснуться к Джеймсу. Он судорожно выдохнул, потом задышал свободнее. Мы долго сидели рядом, молча, моя рука лежала у него на плече.

Озеро, обширная темная вода, маячило в глубине каждой сцены, которую мы играли после, – как декорация из когда-то поставленной нами пьесы, сдвинутая вглубь кулис, где о ней быстро забыли бы, если бы нам не приходилось каждый день ходить мимо. Что-то непоправимо изменилось в те несколько мрачных минут, что Джеймс провел под водой, как будто нехватка кислорода заставила все наши молекулы перестроиться.

Когда я впервые за десять лет выхожу за ворота учреждения, солнце висит слепящим белым шаром в сером, как помои, небе. Я забыл, какой огромный снаружи мир. Сперва меня парализует его простор, как золотую рыбку, которую неожиданно выплеснули в океан. Потом я вижу Филиппу, прислонившуюся к машине, в ее очках-авиаторах отражается свет. Я едва удерживаюсь, чтобы не броситься к ней бегом.

Мы обнимаемся сурово, по-братски, но я не отпускаю ее дольше, чем брат. Она такая надежная и знакомая: я впервые за слишком долгое время встречаюсь с неравнодушным ко мне человеческим существом. Я зарываюсь лицом в ее волосы. Они пахнут миндалем, я вдыхаю глубоко, как только могу, прижимаю ладони к ее спине, чтобы ощутить, как у нее бьется сердце.

– Оливер.

Она вздыхает и стискивает мой затылок. На одно дикое мгновение мне кажется, что я сейчас расплачусь, но, когда я отпускаю Филиппу, она улыбается. Она совсем не изменилась. Конечно, она приезжала меня повидать каждые две недели с тех пор, как меня посадили. Она и Колборн, больше никто.

– Спасибо, – говорю я.