Слова в дни памяти особо чтимых святых. Книга вторая. Июнь - стр. 22
В чем же смысл подвига благоверного князя Димитрия Донского? С политико-экономической точки зрения итоги его правления кажутся крайне прискорбными: ордынский гнет ужесточился, военные силы были подорваны, страна разорена. Почему же слава благоверного Димитрия в памяти народной затмила славу первых собирателей Руси – Иоанна Калиты и Симеона Гордого, при которых страна наслаждалась покоем и относительным благоденствием? Почему русский народ Божий увидел князя-освободителя в святом Димитрии Донском, а не в Иоанне III, при котором страна действительно стала независимой от Орды?
Ордынским гнетом правосудный Господь врачевал застарелый смертный грех Древней Руси: братоубийственное разделение, позор нескончаемых междоусобиц, в которых лилась кровь православных людей. Ни у народа, ни у его правителей не хватило духовных сил, не хватило стойкости в вере Христовой, чтобы самим покончить с преступной игрой удельных властолюбцев, прийти к благому единению о Господе. Тогда попущенным от Бога жестким учителем пришла и воцарилась Орда. Далеко не сразу и не всеми был понят этот урок Промысла Божия, и только великие князья Московские начали останавливать безумие княжеских междоусобиц и смут, длившееся даже в порабощенной чужеземцами Руси.
Иоанн I Калита был гениальным политиком, объединявшим страну с помощью государственной мудрости. Симеон Гордый мог править Русской землей властно и самодержавно, потому что его любил и ему покровительствовал властитель могучей Орды хан Джанибек. Но ни государственный разум, ни подкрепленная силой власть не могли явиться прочной основой для объединения Руси, поэтому-то вновь начались раздоры и шатания при Иоанне II Добром. Только благоверному Димитрию Донскому удалось сплотить Родину на истинно крепком, духовном основании.
Свет души, чистота сердца, глубокое благочестие святого князя Димитрия озаряли его личность, и народ увидел и понял: этот правитель не ищет своего, но жертвует собою в тяжких государственных и воинских трудах ради блага Отчизны. Доверие к благоверному великому князю порождало веру в совершаемое им общерусское дело. Мать-Церковь благословляла его на подвиги, он был воспитанником святителя Алексия, с ним были молитвы преподобного Сергия, он звал людей за собой во имя Христово – и те, кто становился под великокняжескую хоругвь, чувствовали себя уже не суздальцами или ярославцами, а православным русским народом.
В Куликовской битве Русь преодолела застарелый страх, внушенный Батыевым нашествием (после Батыя еще долго не только мирное население, но и воинские дружины русичей бежали стремглав при одном слухе о приближении ордынского отряда). Мамаево побоище показало, что Русская земля способна противостоять всей собранной воедино мощи Орды. Но не в этом высший смысл Куликовской победы. То было величайшее свершение, общая победа Святой Руси, перед величием которой осознавались ничтожество и мерзостность удельных амбиций. После Куликовского подвига Русь научилась видеть в разрушителях единства предателей, богопротивников. Вот почему так быстро изживались косные удельно-местнические пристрастия и как бы сами собой потухли упрямые «патриотизмы» рязанский и тверской, уступая место священной любви к Православной Святой Руси.