Сломанные вещи. Часть 2 из 4 - стр. 2
Следующая песня, медляк, начинается с проникновенно-низких переборов гитары. Я тоже сбавляю темп, вслушиваюсь, доливая в бокал ещё глоток. Совсем чуть-чуть. Прокуренный баритон рассказывает, что поезд привёз его в Вавилон, где он встретил женщину своей мечты. Мне редко нравятся песни с первого раза, но здесь я сразу верю и баритону, и его гитаре. Бёдра невольно двигаются в ритм музыке, и даже хочется подпевать.
На припеве гитара рявкает агрессивно, песня становится ещё лучше, а вино уже наполнило мою голову чудесным ощущением лёгкости. Закрываю глаза, чтобы отвлечься от набившей оскомину обстановки, – никакой вины за беспорядок в квартире, никаких ошибок, только пустота в голове, музыка и приятный мужской голос. Я так давно не танцевала…
Во втором куплете женщина тоже оказывается Вавилоном, высасывающим душу из обладателя проникновенного баритона. Ох, как я его понимаю… Некоторых людей просто тянет в больные отношения, вот как во вчерашнем фильме: вроде и знаешь, что это не любовь, а что-то вредное и неправильное – но так сладко, и сердце замирает в предвкушении, и кажется, что на этот раз всё будет по-другому, всё получится… «Эй, красотка, зачем тебе моя потерянная душа?» – спрашивает баритон равнодушно, словно уже привык к такой жизни и сам знает ответ, а я, воображая себя той самой грациозной красавицей, к которой он обращается, извиваюсь на сцене прокуренного стрип-клуба, опускаюсь на широко разведённые колени…
Припев рявкает тяжёлым риффом, я резко откидываюсь назад, на правую руку, выгибаюсь дугой… И задеваю левой рукой что-то, чего в проходе кухни быть не должно.
Сердце останавливается на пару секунд. Распахиваю глаза: вверх ногами – пол кухни, чёрные милитари-ботинки и серые штаны. Неловко шлёпнувшись на задницу, разгибаюсь обратно с такой силой, что мышцы спины простреливает болью. Боги милостивые, он всё это время стоял у меня за спиной?!
Вскочив, лихорадочно ищу кнопку радио, чтобы выключить музыку, и в этот момент на затылок ложится тёплая ладонь. От испуга я вздрагиваю, отмахиваюсь, сбрасывая её с себя, будто ядовитого паука.
За спиной раздаётся:
– Извини, я хотел… У тебя частый пульс.
Наконец-то нащупав кнопку громкости, выключаю и тут же оборачиваюсь к Сину, вжимаясь поясницей в бортик кухонной тумбы, стараясь отодвинуться как можно дальше.
– Не надо меня трогать! Да ещё со спины.
– Извини, – он отступает на шаг.
Разглядывает меня, а я не знаю, куда спрятать взгляд, чтобы избежать этого позора. Хотя пусть лучше смотрит на меня, чем по сторонам: за его спиной висит мишень с ножом, торчащим с самого края. Жаль, что от стыда нельзя сгореть полностью.