Сломанное небо Салактионы - стр. 39
Абуладзе задумчиво посмотрел в потолок.
– Не верю, что они нас превосходят или чем-то превосходили. Да, взрывной рост технологий прекратился. Но сейчас эпоха другая. Вызовы другие. Землянам, чтобы покинуть умирающую планету, требовался качественный рывок. А у нас, их потомков, стоят иные, количественные задачи. Вон в системе Гизы почти все планеты земного типа, не на всех можно жить, но освоить их необходимо все! Даже вашу ледышку Эгаро. Существующих технологий нам достаточно, нет причин для качественного скачка.
– А я думаю, мы просто стали глупее предков! – запальчиво воскликнул Кутельский.
– Вы их романтизируете, маэстро, это – свойство юности.
Чарли поморщился и снова с тревогой взглянул на спящую Элизабет. Профессор примирительно добавил:
– Деградация, о которой вы говорите…
– О ней не только я говорю! – перебил пилот.
– Понимаю, но можно я выскажу свое личное мнение?
– Давайте! – разрешил Чарли.
– Это – не дефект нашего разума, а результат деградации языка.
Кутельский внимательно смотрел на профессора, ждал разъяснений.
– Понимаете, человечество, на тысячелетия заключенное в корабли, несущиеся в бесконечном пустом космосе, банально скучало. Одному мозгу для развития нужны образы, это – одно направление эволюции языков, другому для роста аналитических способностей необходимы объекты и предметы для изучения. Это второе направление эволюции, аналитические языки. А когда нечему восхищаться, нечего анализировать? Причин прерывать анабиоз просто не было. Конечно, многовековая спячка ослабила коммуникационные способности человечества. Стал язык беднее, понятий и слов стало меньше. Вспомнить технологии древних землян понадобилось время. Но глупее мы не стали! Сейчас происходит ренессанс языка, понятийный аппарат снова растет! И через пару-тройку веков прогресс снова понесется вперед и вверх!
Чарли Кутельский не выразил ни малейшего восторга речи профессора:
– Чем эта тетечка занималась первые 35 лет своей жизни? Училась в школе?
Профессор пожал плечами и посмотрел на экран компьютера:
– Информации нет. Может для вас она и тетечка, а для кого-то в самый раз!
– А куда девался «Норгекараван»? Они должны были хватиться шаттла и «мэй-дэй» принять.
– Хватились, но сигнал так и не приняли. С нами уже связались, – Абуладзе указал на станцию связи, – Прослушайте их сообщение.
Элизабет Роверто села на сканере и несколькими движениями оторвала диоды от запястий и лодыжек, огляделась. Грузный геолог сидел в кресле, стройный загорелый пилот – на кухонном столе – оба с бокалами. На кухне и на рабочем столе перед гигантским погашенным экраном царил невообразимый беспорядок.