Сломанная любовь - стр. 19
– А ты?
– С тобой невозможно разговаривать, Королёв! Тогда невозможно было, а сейчас и подавно!
– А со мной не нужно разговаривать, Сладкая, – его шепот послышался близко. Слишком близко. Тяжелые руки легли мне на плечи, опустила глаза, рассматривая знакомые татуировки, что выглянули из-под манжета толстовки. Руки его поползли вверх и сомкнулись на моей шее. Мирон опустился на колени, прижался к моей спине, и вот – уже его горячее дыхание обжигает мою щеку.
– Не разговаривала ты со мной, Олька, а целовала. Нежно-нежно… И сейчас поцелуешь, – пальцы сжимались на моём горле, дышать становилось всё тяжелее, но этот опасный странный жест вызвал во мне ураган. Перед глазами всё поплыло, мысли смешались.
– Нет! – крикнула я, да так громко, что голос мой эхом загулял по водной глади. Вцепилась в край пирса, ощущая, как рваный край дерева впивается в кожу. Старалась выдавить из себя рвущиеся эмоции, чтобы вновь ощутить приятное спокойствие в теле.
– Да, – Мирон резко развернул меня, как куклу, и впился губами. Как тогда!
Жадно. После его поцелуев у меня губы огнем горели, кожу саднило, а по краям корочки появлялись. Вот и сейчас ласкал мои губы языком, щекотал нёбо до тех пор, пока я навстречу ему не подалась. А после, как обычно, лизнул. Мягкий влажный язык прошелся от подбородка до кончика носа, принося аромат сигарет и сладость кока-колы. Руки сместились с шеи и нырнули под куртку. Действовал быстро, чтобы не успела опомниться и не начала отбиваться. Но я не могла. Лишь застонала, когда холодные ладони сжали мою грудь, стиснув меж пальцев затвердевшие соски.
– Нравится моей девочке, – шепнул и снова лизнул, чуть замедлившись на губах, чтобы пройтись по нежной коже. – Выросла моя девочка, уже нет угловатости, титьки вон какие, в руку не вмещаются. Хороши титьки… Думала, спрячешься от меня за спортивным костюмом? Глупенькая… Только глаза грустные, как раньше, и губы сладкие, как мармелад.
– А ты все такой же наглый, Королёк. Берёшь то, что хочешь, и никого не спрашиваешь.
– А кого мне спрашивать? Матери твоей нет здесь.
– Можно подумать, она тогда тебя остановила, – голос пропал, оставалось только шептать. – Отвали, Королёв!
– Ой, как неубедительно, Сладкая, – рассмеялся он, но не отпустил, лишь сильнее прижал к себе. – Не верю, Олька. Не верю! Ни одному твоему слову не верю.
– Ненавижу тебя!
– А я вот прям чувствую, – резко дернул рукой, пробираясь под тугую резинку спортивных штанов. – Ух… Как мокро. Это от ненависти, Сладкая? Странно, а я думал, что женщина становится горячей, мягкой и мокрой лишь от желания.