Сломанная кукла - стр. 40

– Ах ты курва! Закон она вспомнила! – мать шагнула навстречу и влепила мне пощечину. 

Я схватилась за щеку, которую будто обожгло огнем. 

– Давай, мамочка, бей! Вот она – твоя материнская любовь! – скривила губы в злой усмешке. – Вот она – забота! Спасибо, спасибо! Век помнить буду!

Родительница обложила меня матом, развернулась и вылетела из прихожей, крикнув, точнее, провыв напоследок через плечо:

– Пошла во-о-он!

Чтобы собрать все нужное, мне понадобилось около часа. Все это время Елена Ефимовна сидела, запершись на кухне. Наконец, утрамбовав в два чемодана на колесиках все, что могла увезти, я вышла из квартиры и захлопнула дверь. Спустилась с третьего этажа на первый, поставила чемоданы рядом, а потом сползла по стеночке, закрыла лицо руками и заплакала…

***

След от пощечины держался так долго, что его заметила Катя, соседка, у которой было двое сыновей. Я не успела проскочить и спрятаться в своей комнате, когда вернулась в общежитие.

– А ну-ка, стой! Покажи лицо! – потребовала она, схватила меня за локоть, подвела к окну и принялась разглядывать красную отечную щеку. 

– Кто это тебя так?

– Не важно.

– Что ж ты холод не приложила?

– Некогда было. – Я не хотела признаваться этой приятной женщине, что след на моем лице оставила родная матушка. 

– Так, иди-ка в свою комнату, приляг, а я сейчас принесу холодный компресс, чай с печеньем, тогда и поговорим. 

– Хорошо… – спорить сил не оставалось.

Я избавилась от поклажи, переоделась в легкий халат и присела на койку. Через пару минут появилась Катя, сунула мне в руку сверток из полотенца, в которое было замотано что-то холодное.

– Давай, Тинка, рассказывай, – потребовала она, щелкая кнопкой электрочайника. 

И я рассказала все, как есть.

Так началась наша дружба, которая выручала меня следующие пять лет. Почти пять...

14. 14. Зиновий

Пять лет спустя

Похоронив жену, Женьку, я с головой ушел в работу. Это было лучше, чем скатиться в пьянство, как мой отец, который начал попивать еще до смерти матери, а после ее кончины и вовсе слетел с катушек. Я не собирался повторять судьбу своего родителя и искать погибели в пьяной драке. Однако внутри меня что-то умерло, окаменело и обросло толстой коркой льда. 

Женщины перестали для меня существовать как разумный вид. Строить с ними отношения? Любить, вкладывать душу и надежды? Чтобы тебя предали, оклеветали, использовали, как это сделала Евгения? Нет, спасибо! Не хочу больше этой боли. 

Путаны честнее: они сразу говорят, что продают только тело, и называют цену. С ними я и снимал напряжение. Вот только даже секс превратился для меня в какой-то механистический процесс, необходимый, как чистка зубов, и такой же безэмоциональный.