Сломанная корона. Паганини - стр. 36

Но вот открылась дверь, и в комнату зашел Леня. Мы всегда были с ним намного ближе, чем с остальными Форестами (за исключением Леши, конечно), поэтому меня даже не удивило столь позднее его появление на моем пороге.

– О, ты уже вернулся? Тут про вас кое-что написали, – я показала ему газету.

– Валяй, – улыбнулся Волк и сел рядом со мной на кровать.

Я начала читать, а Леня едва-едва касаясь принялся гладить меня по ногам. У меня внутри все перевернулось, но я старалась не подавать виду, как можно более непринужденно озвучивая заметку.

Затем его пальцы переместились с икр на бедра. Я дернулась, и он замер. Продолжила читать. Тут он залез руками под мою шелковую ночнушку.

Я пыталась его образумить. Отбивалась. Но, как я потом решила, недостаточно рьяно. Мне стало так хорошо, что через некоторое время на нас уже и вовсе не было одежды, а он продолжал ласкать мое тело. Наслаждение заглушило благоразумие.

В ту ночь мы переспали, и я до сих пор себя виню за это. Леше мы не рассказали, но решили, что будет лучше, если Леня уйдет из группы.

И на следующий день Волк вышел прогуляться и не вернулся.

Волк подошел к столу, взял мою чистую тетрадь, раскрытую на новой странице и пролистал. Для него она была пуста, но только не для меня. Эту тетрадь и ручку к ней подарил мне Леша. Я писала в ней особыми чернилами, которые видно только в утра-фиолетовом свете. Мой муж сказал, что эти слова будут недоступны для теней, что так они не увидят моих мыслей, моего дневника.

Сегодня я позволила Лене остаться, потому что уже не было сил сражаться с моими врагами в одиночку. А от его присутствия они немного отступали, хотя иногда я замечала их мерцающие глаза, презрительно следящие за каждым моим движением.

Леня взял черную гитару, стоящую в углу. Она Лешина, но он редко вывозил ее куда-либо на концерты, этот инструмент скорее принадлежность дома. И сейчас ее в руки брал другой мужчина.

Хотя Волк басист, я знала, что он не плохо играл и на шестиструнке. Даже сочинял свое.

Мужчина начал наигрывать очень грустную мелодию.

– Как ты сочиняешь музыку? Просто сколько я не следила за Лешей, никак не могла понять, как он это делает.

Волк улыбнулся, и его серые глаза посветлели.

– Знаешь, сейчас скажу одну вещь… Вообще, я в это не верю, но говорят, что в мире должен быть только один парень и одна девушка, предназначенные друг для друга, только так и никак иначе. Не думаю, что это правда, но вот что касается музыки… Мне кажется, что определенное стихотворение можно наложить именно на эту тему, эту мелодию. Вообще, похоже на процесс приготовления пищи: нужно собрать все ингредиенты вместе, добавить изюминку, все перемешать, а потом еще позаботиться о том, чтобы вкус никому не приелся.