Слипь - стр. 1
Агентство по трудоустройству представляло из себя небольшой кабинет, арендуемый на первом этаже пятиэтажного кирпичного дома. В кабинете стояло два стола, за которыми беседовали с претендентами на вакансию две доброжелательные девушки, старавшиеся улыбаться даже в том случае, если им приходилось отказывать.
Даша сидела напротив девушки за левым от входа столом. На правой стороне белой рубашки у девушки был прикреплён прямоугольный бейджик, на котором крупными буквами значилось: «Тамара». И эта Тамара, чуть хмурясь от напряжения, внимательно изучала трудовую книжку Даши, время от времени сверяя что-то с данными на компьютере.
– У вас судимость? – спросила она, посмотрев на Дашу.
– Да. Она погашена. Меня амнистировали, и дело сейчас пересматривается.
– Это понятно… – задумчиво произнесла Тамара и ещё раз взглянула на монитор. – Но статья у вас… Хищение наркотических средств с использованием своего служебного положения… Вы ведь сиделкой хотите работать?
– Ну да. Но ещё раз повторю – дело пересматривается. Судимость погашена.
Девушка за соседним столиком с именем Кира на бейджике обернулась и внимательно посмотрела на Дашу. Той сделалось неприятно от сложившейся ситуации. Она, конечно, предполагала, что могут возникнуть трудности именно такого характера, но визитку с адресом этого агентства дал ей на выходе из колонии хорошо знакомый охранник, уверенно так протянул и добавил: «Будешь искать работу, обратись непременно сюда». И она обратилась, думая, что существовала между агентством и исправительным заведением какая-то негласная договорённость. А оказалось, что зря сунулась?
– Я всё это понимаю, – продолжила между тем Тамара. – Но мы обязаны извещать нанимателей обо всей важной информации о претендентах на вакансию. Я не думаю, что кто-то согласиться доверить своих близких человеку, осуждённому, пусть, может быть, и несправедливо, по двести двадцать девятой статье. Когда у человека есть выбор, он не станет лишний раз рисковать. Вы согласны со мной?
– Да, конечно, – вздохнула Даша. – Вполне понимаю, как всё это выглядит со стороны. Извините за беспокойство, – и она протянула руку, чтобы забрать обратно все свои документы.
Тамара, продолжая хмуриться, неторопливо собрала бумаги в аккуратную стопку и передала их Даше. Кира из-за соседнего столика продолжала с интересом поглядывать на расстроившуюся Дашу.
«Вот блин, – подумала та, – словно экзотического зверя привезли в кабинет. И что она так на меня смотрит?»
Даша убрала документы в прозрачную голубую папку, сунула её в сумочку и вышла в коридор.
За свои двадцать три года она успела обрести три профессии. Две до того, как её осудили за преступление, которого она не совершала (это медсестра и фармацевт), и одну непосредственно на зоне – это швея. Разумеется, Даше хотелось бы продолжить работать по своей основной специальности, ради которой она закончила институт – училась сначала на фармацевта, а потом перевелась на «лечебное дело», поняв, что не очень тянет по органической химии. Но до того, как её дело окончательно пересмотрят и найдут настоящего преступника (и если это вообще случится), никто, разумеется, не рискнёт взять её ни в больницу, ни в самую захудалую аптеку. Поэтому вакансия сиделки была в сложившихся обстоятельствах самым реальным шансом. Идти в швейку ей не хотелось, потому что ещё в тюрьме начались от долгой сидячей работы проблемы со спиной, из-за которых возникли бессонница и постоянные головные боли. Но проблемы появились и тут. Даша проклинала тот день, когда устроилась полтора года назад медсестрой семейного врача, Леонида Сергеевича, который, скорее всего, и подставил её, когда выяснилось, что некоторым особенно тяжело больным выписывались наркотические препараты не совсем легально, минуя множество бюрократических нюансов, положенных по закону. Леонид Сергеевич вышел, что называется, сухим из воды, проведя всё то время, пока длилось следствие, на больничной койке якобы с инфарктом. Допрашивали его без особого пристрастия, чего нельзя было сказать о Даше – за неё следователи взялись всерьёз, с первых же дней отчего-то уверившись в том, что именно она, либо из глупости, либо из злого умысла, промышляла по левой морфием и трамалом. Она не пыталась перевести стрелки на Леонида Сергеевича – тогда и сама она была уверена в его невиновности и считала, что наркотики пропадают по каким-то иным причинам, до которых следователи рано или поздно доберутся. Но это дело быстро довели до нужного кому-то результата, и уже через два месяца Даша оказалась за решёткой, не веря, что всё это происходит с ней на самом деле. Отсидела она восемь месяцев, каждый день пытаясь понять, что же случилось на самом деле. Она не подавала апелляций, не общалась с адвокатом, никому не писала слезливых писем. Некому было писать, и денег на адвоката взять было неоткуда. Мама её умерла сразу же после родов. А отец, убитый горем и посчитавший новорождённую убийцей своей ненаглядной супруги, через год благополучно избавился от неё, отдав, хоть и в частный и не дешёвый, но всё-таки в интернат. Она ни разу не видела своего отца. Но до самого выхода из интерната оплата на содержание поступала регулярно. Даша и за то была благодарна таинственному родителю, хоть и возненавидевшему её, но считающему своим долгом поставить её на ноги с помощью чужих нянь и учителей. Последние оказались довольно хорошими людьми – образование и воспитание Даша получила приличное, так что даже по квоте смогла без проблем поступить в Пятигорский медико-терапевтический. Может быть, хотелось подсознательно реабилитировать себя перед отцом, помогая другим людям избежать того, чего не избежала её мать. И всё было бы хорошо, если бы по окончании института она устроилась работать в другое место. А может, и не было бы – может быть, карма настигла бы её в любом месте.