Слезы Африки - стр. 32
– Откуда ты знаешь?
– Я заметил это в ее взгляде, – последовал ответ. – Я знаю ее, и помню, что когда задавал компрометирующий вопрос, она начинала почесывать брови, – грустная улыбка скользнула по его лицу. – А сейчас она чешет их все время.
– Я это тоже заметил, – сознался веснушчатый. – Но может, случайно, у тебя имеется идея получше?
– Получше чем что? – спросил Менелик Калеб. – До сегодняшнего дня мы ограничивались лишь тем, что следовали по реке, но вместо того, чтобы, как я предполагал, становится все более полноводной и широкой, с каждым днем делается все уже и уже, и грязней, – он передернул плечами. – Откровенно сказать, никакая идея получше мне и в голову не приходит. И куда мы забредем, если пойдем по этим камням?
И то, в самом деле, была дорога в одну лишь сторону; казалось, что ручей с желтой водой словно бы истекает кровью, а бесплодная земля вокруг высасывает из него эту кровь капля за каплей, растрачивая впустую тот бесценный дар, поскольку на простиравшихся вокруг каменистых почвах не росла никакая трава, ничего, чтобы дать пропитание хотя бы самой жалкой из коз.
Вода просачивалась между темных каменных плит или базальтовых колонн, и тот яростный поток, что низвергался с грохотом на неприступном водопаде, превратился в исчезающий ручеек с дурно пахнущей жидкостью, более напоминавшей ослиную мочу, и очень скоро плот начал скрести по каменистому дну.
А потом, одним печальным утром, они пришли к выводу, что та прекрасная река из их далекого детства, к которой все были так привязаны, место их игр, и рядом с которой прошли самые счастливые годы, теперь умерла и была похоронена там, под их же ногами, которые теперь месили грязь на бескрайней равнине, и, пока шли на запад, грязь засыхала и превращалась в корку.
А от тех гор, что они оставили позади и справа, не видно было уже и тени, зной же все усиливался и становился все суше и суше, хотя именно благодаря этой сухости оказался более переносимым, без тягостного чувства из-за избытка влаги в воздухе, как это случалось на высокогорье.
Ветер налетал порывами, подобно огненному дуновению, словно где-то открывалась печь или как прерывистое дыхание некоего гиганта, но был очень неприятный, потому что нес с собой песок и землю, и приходилось щурить глаза, а нос забивался пылью, так что дышать становилось трудно.
Все вокруг было ново.
Пуповина, соединявшая их с прошлым – река предков – была перерезана, можно было бы сказать, что они только что родились в этом враждебном мире и на который взирали теперь с таким же удивлением, с каким смотрели бы на лунные кратеры.