След «Семи Звезд» - стр. 28
– Я, представьте себе, знаю, кто такой Яков Вилимович Брюс, – бросил он. – По истории в школе у меня все же были пятерки и книги я иногда читаю.
И с удовлетворением заметил, как свидетельница приподняла бровь – таки удалось ему пробить ее деланную невозмутимость. Ну, не мытьем, так катаньем.
– Так что насчет Семизвездья?
– Видите ли, господин майор, – пожала плечами Лидия. – Признаться, не уверена, но Григорий искал эту книгу последние несколько месяцев. Я не владею подробностями. Собственно, и узнала-то об этом случайно. Когда он мне это рассказал, то был слегка навеселе, и… как бы это сказать… размяк, как часто бывает в постели, – она мило, но многозначительно улыбнулась. – При этом добавил, что дело может быть опасным. Вот, больше ничего добавить не могу. У меня железное правило – не влезать в дела, которые меня не касаются.
Чуть помедлив, Леди Ровена неожиданно добавила:
– Впрочем, возможно, Варвара Озерская могла бы вам рассказать что-либо?
– Откуда вы знаете Варвару Озерскую?! – встрепенулся Савельев.
– Ну, – на губах Лидии вновь возникла самодовольная усмешка, – Вы, может статься, этого не знаете («Да где уж тебе?!» – читалось ее глазах), но среди журналистской братии она, пожалуй, единственная, кто пишет о магии всерьез. Я свободна?
– Да. Пока. – выделил последнее слово Вадим. – И если вам потребуется куда-то уехать из города, обязательно нас предупредите.
– Тогда всего доброго.
«Упечь бы тебя, стервочка, на сорок восемь часов до выяснения личности! – раздраженно подумал он. – Жаль, не те времена!»
Ну, ладно. Может, общение с Варварой будет более приятным? Какой там у нее адрес? Или не присылать повестку, а вызвать по телефону? А то и самому наведаться по месту проживания?..
Глава четвертая. Утренней заре
Вологодская губерния, зима 1758 г.
Новая ода слагалась споро да ладно. Прохор одобрительно покряхтывал у себя в клетке, отбивая клювом о прутья в такт особенно звучным слогам.
Чем дальше от столицы, тем вольнее дышала грудь. И даже рука не тянулась к стакану. Ежели что и пил, так только чай да кофе. И не потому, что в кармане пусто. Как раз наоборот: чувствовал себя настоящим Крезом. Пять целковых от Тауберта, десять – от Шувалова да еще тридцать – Прохорова пенсиона – почитай его годовое жалованье копииста.
Сначала не хотел брать с собой таковые-то деньжищи. Подумал, что лучше бы отложить немного да отдать верному человеку на сохранение. А то поиздержишься в дороге, вернешься в Петербург – и опять класть зубы на полку или побираться по друзьям-приятелям-знакомцам?