След на рельсах - стр. 26
– Что же его сразу не повесили? – прервал сержант.
– Командира ждали, чтобы допросил. Так вот, сутки прошли – и этого зверя как будто подменили. Тихий такой, ребятишкам какие-то свистульки строгал, ну а как вешать стали, прощения на коленках просил.
– Протрезвел, видать? – предположил Остапчук.
– Не пахло от него ничем, – возразил Белов, – а вот то, что они как заведенные были, – это да. Сутки напролет по буреломам, по болотам шагали без привалов. Наш медик говорил, что он в Финскую такое видел: финны какие-то таблетки от фрицев получали и голые могли по морозу бегать.
– История интересная, – признал сержант, – и объясняет многое. Только ведь эти таблетки откуда-то взять надо, а коли так… у-у-ух, только этого нам не хватало!
– Я же не настаиваю. То, что он мальчишка странноватый был, это все видели: то бегает как заведенный, то еле-еле ноги таскает. Может, больной? Хотя больного нам не должны были отправлять на обучение…
Остапчук сказал, что все понял, и пообещал обязательно доложить.
То, что Ваня страдал гуманизмом, было как раз объяснимо, но в том же ключе высказался насчет личности Маркова замполит училища, товарищ Егоров, Петр Ионович.
Человек, совершенно не склонный к всепрощению и толстовщине. И честный, поскольку сразу сказал:
– Признаю и свою ошибку, и потерю бдительности. Оправдания этому нет, и мы упустили парня.
– Мальчонка подавал надежды?
– Мальчонка, как вы изволили выразиться, был направлен к нам, а не в колонию, не в психиатрию – значит, был небезнадежен.
– Оно, конечно, звучит разумно. Только не многовато на себя берете? Или серьезно полагаете, что все подвластно педагогам?
– Не все, но многое. В особенности учитывая происхождение мальчика.
– Что, приличное?
– Весьма приличное. До недавних пор единственный ребенок в порядочной семье, отец – военный инженер, мать – военврач, оба фронтовики.
– Происхождение – это еще не все.
– Но очень многое. Дела у меня его нет, но я и без этого помню, что по времени первые приводы у Маркова начались в год смерти матери, он же год рождения младшего брата. Знаете, Иван Саныч, у незрелых детей, в особенности подростков, нередко бывают такие, как бы сказать, манифестации. Может, отец отстранился, весь ушел в горе или в младшего сына…
– И что же из-за того, что был один, а тут вдруг стал не один – убивать?
– Не вдруг, – ответил Егоров, – сначала кражи по мелочи, потом побеги из дому, бродяжничество, а уже потом и попытка совершения разбойного нападения.
– И что же?
– Нам с вами, может, и ничего. Я лично в семействе пятый, а вы?
– Одиннадцатый.