Славянские отаку - стр. 29

Сильный ветер задувал под куртку, спина взмокла под рюкзаком. Травмат Коля незаметно засунул под свитер, когда укладывал вещи. Маршрутки в такое время уже не ходили, удалось поймать машину, которую вел угрюмый селюк. Он спросил на украинской мове, куда ехать, Коля сказал:

– На вокзал… Киев-Пассажирский.

Селюк зыркнул на него как совсем на говно и молча поехал, бахаясь колесами в ямы и рассекая огромные лужи.

Коля знал украинский плохо, хоть и учился на нем в школе. Родители переехали сюда с Полтавщины, когда ему было пятнадцать. Там украинский все учили заново, отец вообще родился и вырос в Москве, дома они с матерью говорили только по-русски, а друзей-украинцев, чтобы практиковаться, у Коли просто не было. Правда, русских друзей не было тоже.

Огни центра раздражали натруженные за компьютером глаза, доехали быстро, без пробок. Селюк недовольно принял деньги, как будто считал, что ему полагалось больше.

Коля, который уже плохо соображал от усталости, долго искал в огромном здании вокзала камеру хранения. Положив туда рюкзак, он еще побродил, отыскивая место, где ловит вайфай, прислонился к холодной светло-бежевой стене и с дрожью в ногах набрал адрес блога Москаля. Там было написано: «Уехал, когда вернусь – не знаю, это как повезет. Есличо, пишите мне на gmail, чтобы сразу приходило на телефон». Это была первая запись не под замком за несколько дней, у Коли заломило член от счастья.

Он понимал, что Москалю, возможно, действительно совсем похуй, но перспектива вышибить себе мозги перед ним возбуждала Колю, как самурая далекой эпохи Токугава, который был готов ежедневно жертвовать телом для своего господина и каждый день представлял, как вспарывает себе живот. Вспороть живот складным ножом из «Авроры» Коля уже пытался, причем по совету того же Москаля. Это Москаль в июне рассказал про русского студента-либерала, который включил в военкомате украинский гимн. Коля как сейчас помнил слова Москаля: «Такой чокнутый япономан, как ты, непременно должен сделать сэппуку, чтобы не послали в зону АТО. Ну или порвать себе кишку бутылкой из-под шампанского. А лучше все сразу».

Когда Коля вернулся из больницы в начале августа, Москаль еще потребовал отрубить фалангу мизинца в знак верности, но Коля отказался, так что Москаль мучил его целый месяц, не заходя на канал и отшивая его в блоге. Только сломанная правая рука заставила тогда Москаля сменить гнев на милость: он требовал, чтобы хохленочек поиграл, нажимая кнопку мыши языком.

Перебрав в памяти все приятные воспоминания, связанные с любимым (когда он резал, простреливал, ломал и ебал себя бутылкой для него), Коля уставился на высокие своды потолка со старинными бронзовыми люстрами, во всех подробностях рассмотрел полуколонны, огромные окна с частым переплетом, каждый завиток богатого орнамента. Сейчас только четыре утра, до двенадцати делать совершенно нечего. Можно поесть где-нибудь, но тогда потом, когда он прострелит себе висок, может произойти кое-что некрасивое, так опозориться он не должен.