Славный путь к поражению - стр. 23

Неожиданно Зернов к концу второго месяца заболел и был госпитализирован. Нам объяснили, что произошел микроинфаркт, но по его поведению в последние недели мы понимали, что во многом болезнь определялась напряженностью психического состояния. Некоторые ребята, уставшие от его замечаний, отнеслись к больному без должного сочувствия. Типичной была шутка: «Вот до чего доводят девочки серьезного человека».

Полтора месяца нашего знакомства, предшествующие болезни Зернова, оказали решающее влияние на мою судьбу. Мне было двадцать шесть лет, я имел пятилетний стаж работы на полиэфирных установках, ему – тридцать восемь лет, из которых шестнадцать были посвящены работе на ЗИВе, заводе с принципиально другой технологией. Меня направили на обучение с могилевской группой в Англию, чтобы кто-то мог задавать «умные вопросы» по технологии и направлять беседу в нужное для обучения русло. Иными словами, я работал в качестве вопрошающей головы (по аналогии говорящая голова – пресс-секретарь фирмы). Аналогичную роль в области науки выполнял Э. Айзенштейн. П. Н. Зернов был высококлассным специалистом в области вискозных волокон и нитей, но его уровень подготовленности по теме обучения – технологии «лавсана» был не выше, чем у остальных сотрудников. Мои вопросы к английским специалистам у него сначала вызывали усмешку, что выражалось коротким: «Это всем известно, читайте главу 54». Но по мере того, как я осваивал процесс во всех его подробностях, а остальные выявляли лишь основные отличия технологии полиэфиров от технологии вискозных нитей, отношение к моим вопросам и соответственно ко мне изменилось. Зернов понял глубину моих знаний в этой области, оценил способность быть тактичным и умение вести дискуссии. Я почувствовал, что он начал консультироваться по вопросам технологии со мной. Авторитета добавило мое стойкое отношение к притязаниям «сексуальной Лулу», мои регулярные спортивные тренировки. К тому времени я стал ведущим в футболе, один из немногих регулярно купался в Северном море при 14 °С, освоил катание на лошадях английских фермеров, был равнодушен к русской водке и английскому пиву. Нашему сближению также способствовала натянутость взаимоотношений П. Н. Зернова с некоторыми сибиряками – выдвиженцами генерального директора В. С. Белявского. Болезнь Зернова еще более сблизила нас. Он лежал в госпитале, в одном из медицинских центров рядом с Вилтоном. Очевидно, его охватывал страх, и он попросил, чтобы возле него сидела не просто сиделка, а ребята из группы. Для большинства походы на эти дежурства были в тягость, для меня они не создавали никаких проблем. Я дежурил три раза, брал с собой документацию и в период сна больного активно изучал ее. Когда он бодрствовал, я с удовольствием для него поддерживал беседу. Понял, что, исходя из прошлой жизни, он был подозрителен ко всем, а значит, и очень одинок. Передо мной находился 38-летний мужчина, быстро достигший успеха в жизни, но уже уставший от падений, которые приготовила ему судьба. Меня подозревать было не в чем, я был на двенадцать лет моложе, менее опытен, не имел никаких видов на работу в Могилеве, и был крайне доволен моим недавним назначением на должность начальника цеха в городе Курске. Мы окончили один институт Ивановский (ИХТИ), его сокурсники были моими преподавателями. Говорили обо всем: о технологии, спорте, людях. Мне кажется, эти беседы его успокаивали, для меня это был редкий случай поговорить по душам со старшим, более опытным руководителем. Проявлял ли я лесть по отношению к нему, использовал ли я этот инструмент для завоевания доверия. Очевидно, и да и нет. Его высокая оценка (интуитивно я так считал) нужна была мне для того, чтобы он дал ее в главке, и далее она дошла до руководства Курского ПО. Но форма лести была выбрана своеобразной: я внимательно слушал все его рассказы о себе. По-видимому, последняя трагедия на ЗИВе поколебала его веру в себя, болезнь в Англии добавила к этим сомнениям новую составляющую. Ему нужно было отбросить все это, как случайные недоразумения. Он рассказывал о достижениях отца (в музее города Иванова есть стенд ему посвященный), об учебе с отличием, о том, что он был лучшим хоккеистом института. Много говорил о своей прекрасной жене Нонне Михайловне, о незаурядных музыкальных способностях своих двух дочек. С гордостью говорил о процессах, которые внедрил на ЗИВе. Обычно потребность в таких беседах появляется после пятидесяти. У него она возникла к сорока годам. Я внимательно слушал. Позже прочитал, что самая действенная формой лести – интерес к откровениям руководителя. Я случайно, в силу того, что потерял отца в десять лет, проявил неподдельный интерес к описанию жизни человека, близкому ему по возрасту. Полагаю, что это духовно сблизило нас. После двух недель пребывания в госпитале Зернова отправили самолетом в Москву.