Сладкий сон АСМР - стр. 24
Тори села в одно из кресел и принялась ответно пялиться на стражей, стараясь придать взгляду такое же напряженное презрение. Отвела глаза, только когда симпатичный мужчина в белоснежной рубашке с закатанными рукавами появился с той стороны охраняемых «врат» и безошибочно направился к ней. Присутствующие в вестибюле невольно поворачивали головы ему вослед. Алексей Георгиевич словно распространял властную ауру, которую невозможно было игнорировать.
– Виктория? – он спросил больше из вежливости, чем для опознания, подойдя к столику.
Тори с трудом удержалась, чтобы не подскочить навстречу энергичному, жизнерадостному голосу. Алексей Георгиевич сел напротив нее, заложил ногу за ногу. Белизна рубашки еще сильнее засияла на фоне темно-коричневой спинки кресла.
– Честно говоря, я не совсем понимаю, чем могу быть полезен, но раз вас рекомендовал муж Олеси…
– Олеся пропала, – сразу сообщила Тори. – Ее нет нигде уже несколько дней.
Его брови растерянно поползли вверх, надежная самоуверенность улетучилась.
– Ккк-а-акк? – он даже начал заикаться.
– Иван сказал, что вы помогали ее матери, вот я и подумала…
Надо отдать должное, Алексей Георгиевич быстро взял себя в руки. Он покачал головой:
– Мы не виделись с Олесей с похорон Дины. А потом один-единственный раз созванивались, когда Ивану понадобилась моя консультация. Я только тогда узнал, что Олеся вышла замуж…
– У вас такие плохие отношения? – удивилась Тори.
Сложно представить, что у Леськи могут быть с кем-то долгие плохие отношения. Подруга быстро вспыхивала, но так же быстро и отходила.
– Она думала, что я – ее отец, – не ходя вокруг да около, кивнул Алексей Георгиевич. – И в детстве все ждала от меня этого признания. А потом решила, что я предал Дину и ее тоже. Когда женился.
– А вы… Извините…
Он покачал головой:
– Я бы очень хотел, но нет… Дину я любил всю жизнь, обожал, с ума сходил. Но только издалека.
– Вы так прямо говорите об этом…
– Все кончилось, – сказал Алексей Георгиевич. – Я никогда не скрывал своих чувств, а теперь уже и подавно. Все кончается, кроме любви. Странно… Дины давно нет, а любовь никуда и не делась.
Тут Тори поняла еще одну вещь. Хваля себя за то, что спрятала в сумке обрывки сожженного письма, она полезла в кармашек и достала их. Молча протянула Алексею Георгиевичу. Он с недоумением и даже как-то брезгливо взял обугленные листы. Всмотрелся в невнятную вязь слов, от которых просто веяло детским отчаянием. И Тори увидела, как свет в его глазах из недоумения превратился в настороженность, затем – в интерес, а после – в узнавание.