Сладкий лжец - стр. 7

– Просто спросил, – проворчал я, внезапно почувствовав себя озлобленным четырнадцатилетним мальчишкой, которым был, когда впервые приехал сюда.

Бабушка снова раздраженно фыркнула, а затем отмахнулась от моей грубости, хлопнув в ладоши.

– Она приезжает сегодня. Думаю, можно выпить кофе с пирожными. Где-то часа в четыре.

Я понял, к чему все идет. Но сыграл дурачка. Отчасти потому, что по спине от страха пробежали мурашки, отчасти из-за того, что не хотел взбесить бабушку. Ах, эта наша игра. Осознание того, что это единственная игра, в которую я отныне могу играть, опустило планку моего настроения быстрее, чем камень мог бы упасть в темный сырой колодец.

– Ладно. – Я спустился с лестницы. – Хочешь, чтобы я на время твоей мини-вечеринки прекратил работу?

Последовала череда приглушенных французских ругательств, а за ними – резкий щипок в бок, который чуть не заставил меня вскрикнуть. Глаза Мами́ превратились в узкие щелочки.

– Ох и испытываешь ты меня в эти дни, Титу́.

В горле застрял ком сожаления. Я и правда вел себя невыносимо. Мами́ осталась единственной, кто терпел меня. Мне все это было известно. То, что я не мог справиться с собой, выбраться из этого состояния, стало проблемой. Вся моя жизнь скатилась в дерьмо. Большую часть времени я только и делал, что старался не вопить до срыва голоса. А разговаривать лишь по необходимости казалось лучшим, самым безопасным решением.

Я даже не мог извиниться перед бабушкой. Гигантский комок застрял где-то в грудной клетке.

Она снова вздохнула. Уставилась на меня своими холодными зелеными глазами, тенью моих собственных. Люди порой говорили, что они у нас как отражения – абсолютно идентичные. И что взгляд этих глаз может запросто разрубить человека пополам. Что ж, не совсем неверное утверждение. В этот миг я чувствовал себя порезанным на куски.

Ее холодные узловатые пальцы на мгновение коснулись моей щеки, и я поборол желание вздрогнуть. Мне больше не нравилось, когда люди прикасались ко мне. Совсем.

Рука опустилась вниз, и бабушка изменила позу.

– Ладненько. Надеюсь, ты присоединишься к нам.

– Нет.

Идеально выщипанные брови приподнялись.

– Нет?

Я почувствовал себя двухлетним ребенком. И таким раздраженным. Проведя рукой по лицу, попробовал снова:

– В конце концов, я случайно оскорблю твою гостью или испорчу все каким-то иным способом.

Я не лгал. Я потерял способность очаровывать; она вытекла из меня и не вернулась. Иногда я думал об этом, о том, как изменился так сильно, так быстро, что больше не чувствовал себя в своей шкуре.

– Уверена, наша гостья сможет как-нибудь с тобой ужиться, – сухо подметила Мами́.