Сладкая опасность - стр. 33

Я взглянула на Копа – он старательно изучал стены нашей квартиры, и похоже, ему стоило больших усилий не смотреть на фото.

Я перевернула снимок и взамен него взяла следующий, который оказался нескромным уже и по моим меркам. Зания стояла спиной к объективу в тех же туфлях на каблуке, придерживая обеими руками паранджу, задранную уже до бедер. Голову, теперь свободную от покрывала, она запрокинула далеко назад, длинные черные как смоль волосы струились по соблазнительно изогнутой спине. Глаза были закрыты, поэтому фотография не позволяла однозначно идентифицировать Занию по верхней половине лица.

Зания демонстрировала не так уж много оголенной кожи – в школе я видела ее куда больше. Но в том, как она это делала, как позировала, было что-то невероятно эротическое, особенно для культуры, придающей такое значение скромности и целомудрию. Я подвинула фотографию ближе к Копу, он бросил на снимок быстрый взгляд и кивнул. Мне хотелось понять, испытывает ли он возмущение по поводу этих фотографий, но он ничем себя не выдавал. Пока не перехватил мой взгляд – тут в его светлых глазах заплясал такой жар, что я начала краснеть. Коп быстро опустил веки и перевел глаза на карту. Да, он явно кое-что чувствовал: мужчина остается мужчиной, как бы хорошо он себя ни контролировал.

– И еще одна вещь, которую вы должны знать, – отец вытащил из конверта очередную пару фотографий, а я тем временем сделала глоток холодного чая, чтобы согнать со щек краску смущения. – На снимках этого не видно, точно так же, как не видно наших значков, но Зания – алкоголичка. И похоже, почти не пытается сдерживать свою страсть к спиртному. Это снято месяц назад в Дамаске.

Я склонилась над фотографиями. На первой Зания, одетая в дизайнерские джинсы и со вкусом подобранную блузку с коротким рукавом, сидела в баре. Волосы у нее были распущены. Вторая представляла собой увеличенный и подсвеченный фрагмент, на котором было видно, что Зания достала из несессера бутылочку и потихоньку подливает ее содержимое себе в стакан. У меня учащенно забилось сердце, я присмотрелась к изображению и заметила вслух:

– Она же без платка!

– В Дамаске, – объяснил отец, – с этим не так строго.

– Ее работа – возбуждать ненависть? – спросила Патти.

– Да, – ответил отец. – Сонеллион желает, чтобы дочь помогала ему в распространении женоненавистничества и насилия над женщинами. Этот вид ненависти у Сонеллиона один из самых любимых, но в наши дни с ним становится всё труднее.

Патти прицокнула языком и покачала головой.

– Так или иначе, в Саудовской Аравии Занию избили, затем арестовали за нахождение в пьяном виде, и в итоге она была опознана на снимках с фотосессии. – Отец откинулся на стуле, который при этом угрожающе заскрипел, и скрестил руки на широкой груди. – Сонеллиону удалось ее тогда вытащить, но любви к ней – уж поверьте мне – у него не было и нет. Он смотрит на Занию как на вещь, полезную и забавную, и избавится от нее, как только она потеряет для него ценность.