Сладкая горечь магии - стр. 39
Все это было слишком.
Тэмсин цокнула языком, но промолчала.
Рэн двинулась к двери. Она жаждала глотнуть свежего воздуха, не пропитанного запахом магии Тэмсин – этого острого, горьковатого аромата свежих трав. Мечтала вернуться в свой безопасный дом и утешиться мыслью о том, что ее чувства принадлежат только ей. Не следовало идти к ведьме. Не следовало надеяться на неизвестность.
– Ну, до свидания, – сказала Рэн; воспитание победило.
Когда Тэмсин затворяла за ней дверь, по лицу ведьмы промелькнуло что-то вроде облегчения.
Кот вертелся и мяукал, выпрашивая молоко.
– Прости, дружок. – Рэн наклонилась, чтобы погладить его по шелковистой голове. – У меня ничего нет.
Кот зашипел, шерсть на хребте встала дыбом. Желтые глаза с подозрением уставились на нее.
– Все хорошо, – мягко сказала Рэн, протягивая ему руку. – Это просто я. Все в порядке.
Она медленно потянулась к коту, но на полпути он ударил ее по руке лапой, оставив красные царапины. Снова зашипел, попятился настороженно прочь. Рэн с ужасом заметила рядом с котом тень темной магии.
Еще одна жертва мора. Еще часть ее заботы, пропавшая даром.
Рэн взглянула на облако волшебства, висевшее над крышей домика – темное, как деготь, и почти такое же вонючее. Стало хуже – и это могло значить, что состояние отца тоже ухудшилось. Рэн открыла дверь, готовясь встретиться с чем-то ужасным.
Отец стоял у стола, нарезая карманным ножом луковицу. Поглощенный делом, он сосредоточенно, знакомо хмурил брови. Рэн не видела его таким собранным уже давно. А стоящим – еще дольше.
Дверь громко захлопнулась. Отец поднял слегка недоуменный взгляд.
– Ой… привет. – Он неуверенно улыбнулся.
Рэн чуть не упала в обморок от облегчения. Отец годами не выглядел так хорошо – румянец на щеках, движения точные и уверенные. Подумать только, она едва не согласилась заплатить Тэмсин! Девушка боролась со смехом. Она слишком перепугалась. Опять. Никакая ведьма с кислой миной и безумными требованиями ей не нужна.
Рэн сама справится. С отцом все будет хорошо.
Она прислонилась к дверному косяку и принялась расшнуровывать ботинки. Ноги гудели после двух походов в город и обратно подряд.
– Чем я могу вам помочь?
Рэн остановилась, все еще держась за шнурки. Улыбка отца перетекла в настороженное выражение.
– Это же я, – тихо сказала она, натягивая улыбку на лицо так, что мышцы заныли от усилий.
Отец сузил глаза:
– Извините, я вас не знаю.
Сердце Рэн пропустило удар. Она замерла; тело пронзила жгучая, раскаленная добела боль. Она была готова к тому, что отец назовет ее именем матери, но не к тому, что он забудет их обеих.