Слабым здесь не место. Охота - стр. 32
– Только глупец по собственной воле сунется в котел, чтобы обучаться у охотника выслеживать жертву. К тому же таким, как ты, здесь не место. – Тархельгасу показалось, что он вынес приговор мальчишке.
Однако…
– Вам было около двадцати трех, когда вас послали…
– Сослали насильно.
– Послали служить в крепость в моем возрасте, – он проигнорировал слова Тархельгаса, – и вы не только выжили, но и преуспели. Снискали некую славу.
– По мне видно, что котлы принесли мне удачу? Они лишь забирают все, чем ты дорожишь.
– Как бы то ни было, может, мне все же удастся вернуться домой и меня не проткнут мечом, не разорвут в клочья чьи-либо клыки и не запинают в таверне. Простите мою наивность, но я считаю, что ваши навыки пригодятся мне в столице ничуть не меньше, чем уроки дипломатии и истории. К тому же вы единственный представитель своей касты и один из двенадцати, кто делом напомнил, чем мы славились в прошлом. Теперь Тибуроны ассоциируются с «Жизнью» и выживаемостью больше, чем прежде, даже больше, чем Сэтигас – с «Силой».
Парень не собирался останавливаться. Он столько рисковал не для того, чтобы уехать обратно ни с чем.
– Вам не помешает спутник, за которого не надо беспокоиться. А там, может, и пригожусь или же умру через лик-другой. И даже не придется слать весточку моей матушке. Она и без того записала меня в покойники.
– Значит, скудоумие тебе передалось не по наследству. Во всяком случае не от матери.
– Вы правы. Предположу, что вина лежит всецело на отце. Когда я собирался в долины, он сказал: раз так велит сердце и долг, то я должен пройти этот путь или погибнуть, стараясь.
Тархельгас не знал почему, но голоса в голове начинали верить парню. В чем-то он понимал его стремление сбежать из столицы, прочь от двуличия и лицемерия людей, продавших свое наследие. Охотник пришел к этому только сейчас, когда сам все потерял.
Его сгубила ложь.
Голоса в голове тут же узрели угрозы, вернув сначала частичку воспоминаний, а потом позволив прийти осознанию.
Взгляд упал на кинжал парня.
– Как, ты сказал, тебя зовут?
– Джувенил Балес.
– Сын Шатдакула Балеса?
– Да. Его первенец.
– Тебе было не больше трех зим, когда меня сослали. Прошло восемнадцать. Ты еще молод для Ахора Крамего.
– Вы, верно, путаете. Или же мой отец. Он всегда не прочь приукрасить свои истории.
– Шатдакул, – охотник повторил имя, вырванное из прошлого, невольно позволив голосам переключиться на новую жертву. – Никогда не знал, чего от него ожидать.
– Вы же дружили?
– Теперь не знаю, – честно ответил Тархельгас, после чего резко, если не сказать внезапно, отстранился.