Слабак - стр. 7
Глядя на них, невольно стал гадать, скольких из них уже «оседлал» Макэнери и сколько времени им потребовалось, чтобы восполнить воздух – в лёгких и во всём теле. Если им вообще это удалось.
Назвав своё имя учителю, назначавшему наказание за штрафные баллы, я приступил к десяти кругам. Но бежал очень медленно. Листья на деревьях начали менять цвет, а облаков на небе тем осенним днём было мало. Через силу поднялся на холм, плавно спустился вниз и перевёл дыхание в тенистой средней части. В учебном зале – в пять часов после того, как пробежал десять кругов и безжизненно постоял в душе, – я сидел за партой, не в силах сосредоточиться.
И всё ещё чувствовал, как Макэнери восседает на мне: чувствовал, как невыносимо сдавливаются рёбра и грудная клетка. Он превратил меня в призрака, как будто я теперь состоял лишь из воздуха – представляя собой пустую оболочку или куклу, сделанную из обрывков кожи и тряпья; без сердца и способности радоваться жизни, ведь эту способность из меня выдавили.
Глава 2
Мать ждала меня в нашем зелёном универсале марки “Oldsmobile” возле бокового входа, где меня высадили тем утром. Она откинулась на водительское сиденье, расслабленно и медитативно закрыв глаза. Её голые руки, покоившиеся на коленях скрещёнными, всё ещё выглядели загорелыми с лета, а тонкие светлые волосы стягивались назад заколкой, отчего виднелись тёмные корни, – но это нисколько не умаляло мягкого естественного сияния её лица. Это нежное свечение обычно и являло для меня материнскую любовь, хотя я и знал, что оно непостоянно и часто незаметно исчезает.
Я был почти уверен, что не увижу её у выхода. Выполняя поручения – то в одном городе Уэстчестера, то в другом, – она часто опаздывала, приезжала слегка не в себе, извинялась. Не раз я ждал её возле парковочного места учителя по фортепиано или сидел один на уличном стуле, бросая камешки в дерево и жалея себя, когда она обещала забрать меня и опаздывала на полчаса или на час. Но в тот день мне было очень нужно, чтобы она приехала вовремя: чтобы найти убежище в её машине. Укрытие, где я бы чувствовал себя в безопасности, получая её безраздельное и продолжительное внимание.
Когда я открыл переднюю дверь машины, мама едва пошевелилась. Я положил сумку и попытался расправить свою измятую одежду. Чего мать не любила, так это неряшливости. Особенно в том, что касалось обуви. Я наклонился и завязал шнурки двойным узлом. Когда закончил, меня удивил голос, доносившийся из радио. Можно было разобрать слова: «…молод и лёгок… яблоневыми ветками…».