Скверная кровь - стр. 3
Земля! Трава! – Моя радость, безудержный восторг отнимают последние силы, и я отключаюсь. Когда снова открываю глаза, дождь перестал лить, но всё вокруг ещё мокро, влажно, вымыто и затоплено. Красный рассвет освещает илистые отмели и лужи, подбирающиеся ко рву с «утопленниками» и каменным стенам за ним. За стенами ещё спит город. Я вижу башни и шпили, украшенные коваными флюгерами, домики с черепичными крышами.
Пытаюсь подняться. Не выходит: ноги не держат. Правда, голова болит уже не так сильно. Может, привык. Ползу к дороге. На обочине, вытоптанной тысячами ног, замираю, чтобы передохнуть, и снова проваливаюсь в черноту.
Тыкдык-тыкдык, тыкдык-тыкдык! Ухо, прижатое к земле, различает стук копыт. Пробую подняться. Удаётся только, подтянув колени к груди, сесть и обхватить их руками. Взглядом слежу за приближающейся каретой, запряжённой шестёркой ухоженных лошадей. На резных дверях этого архаичного транспортного средства замечаю позолоченный герб – голова медведя на кончике меча. Карета останавливается так, что этот странный герб оказывается прямо передо мной. На увенчанных короной кроваво-красных лентах вокруг герба читаю: «Амадей – Дом славы и чести». Написано не на русском, но читаю витиеватые литеры без труда. Вспомнив, что теперь и я Амадей, горестно улыбаюсь и тут же от боли сжимаю потрескавшиеся губы.
Дверца кареты внезапно открывается настежь, и я вижу ангела – потрясающе красивую девочку лет двенадцати. Брюнетка с голубыми глазами, коралловыми сочными губками, она смотрит на меня с грустью всего несколько секунд и исчезает в глубине кареты. Но я теперь знаю, что уже никогда не забуду её образ. Открытая дверная створка захлопывается, я больше не отслеживаю течение времени. Вздрагиваю от неожиданности, когда распахивается другая половинка двери и жгучий брюнет, одетый в белоснежный камзол, бросает к моим ногам кожаный саквояж.
– Элоиза, я последний раз иду на поводу у твоей прихоти, – говорит он с раздражением. Наверное, той очаровательной девочке.
Парень раскрытой пятернёй отбрасывает длинные волосы назад, и я замечаю отвратительный рваный шрам на его щеке. Юнец прожигает меня полным отвращения взглядом и захлопывает дверцу. Экипаж трогается в направлении города.
Я с трудом подтягиваю к себе подачку, долго вожусь с непривычным замком и, распахнув саквояж, вдруг захлёбываюсь слюной от восхитительного запаха хлеба и пряного мяса. Правда, съесть много не удаётся. Быстро пересыхает во рту, и я чувствую неуёмную жажду.
Сбивая в кровь босые ноги, бреду, будто странным образом знаю, что выйду к полноводной реке. Как дошёл, помню плохо. Запомнился страх встретить кого-нибудь, кто обязательно заберёт у меня саквояж, в который мои благодетели вместе с едой положили какую-то одежду и обувь.