Скрытни - стр. 24

Мальчик поплёлся пешком к театру. Идти пешком от метро было минут десять – пятнадцать, это если взрослый и быстрым шагом. Колдуном он бы и за минуту преодолел это расстоянии, достаточно было представить крыльцо театра, которое он уже сегодня видел. А вот если ты вдруг стал ребёнком, на котором штаны, которые стали велики на пару размеров, и штанины раза в полтора, а то и два длиннее. Сколько мог, мальчик закатал штаны, но всё равно они остались длинными. Он шёл, стараясь на наступить на штанины, чтобы не упасть, и придерживая их то с одной, то, с другой стороны, а то и подтягивая обеими руками. Наверно через полчаса Феликс доплёлся до театра. В сквере перед главным входом в парк, где раньше стоял мерседес, теперь ходил Кощей, три шага в одну сторону, разворачивался, пару шагов в другую, снова разворачивался. Опять несколько шагов, разворот, снова несколько шагов. Неподалёку была скамейка, мог бы и посидеть, но видимо сидеть спокойно он сейчас не мог.

Феликс шёл прямо к Кощею. Было видно, что тот заметил ребёнка и был удивлён, что тот не пытается обойти его, а идёт прямо на него. Потом обратил внимание на странную одежду, сначала решил, что просто одежда на вырост, однако внезапно понял, что уже видел эту одежду. Феликс подходил всё ближе и думал: «Не заплачу, не буду плакать. Я сдержусь. Я же мужчина. Был. Взрослым мужчиной». Хотел сам себя успокоить, а вышло напротив. Стоило вспомнить, что он был взрослым мужчиной, колдуном, а стал ребёнком, как волна обиды и жалости к себе снова затопила его, он не сдержался и заплакал. Да не просто так, а прямо в голос, как плачут маленькие дети. В этот момент он уже дошёл до Кощея, поэтому обхватил его двумя руками и уткнулся ему в живот. Тот понимал, что что-то не то, но ещё не понял, что именно. Хотел было возмутиться и отодвинуться от ребёнка и вдруг его как молнией ударило. Это не мальчик. То есть это, конечно, мальчик, но не совсем. Это так сказать, его мальчик, это его Феликс, который каким-то непостижимым образом стал ребёнком. Тот же в свою очередь так самозабвенно рыдал, что было ясно, в ближайшем будущем о том, что произошло, Кощей не узнает. Стоять вот так, с уткнувшимся в живот ему маленьким мальчиком, Кощею было более чем неудобно и вообще как-то нелепо. Первый раз в жизни он видел ребёнка, который не просто плакал, а плакал, уткнувшись в него. Похоже Кощею следовало проявить сочувствие к этому плачущему мальчику. От одной этой мысли ему становилось дико, было впечатление, что он попал в сказку наоборот, где не боятся Кощея, а ждут от него утешения. Это было неправильно и нелепо. Это было в конце концов просто не справедливо по отношению к страшному колдуну.