Скорый поезд «Новосибирск – Адлер» (две книги в одной) - стр. 68
Так или иначе, но у нас появилась дополнительная информация для предметного размышления.
– Всем встать! – гаркнул один из каннибалов.
– Ну, недоделки… Давайте-ка, рассказывайте, чего вы здесь удумали?.. – с лукавой улыбочкой (дескать, я всё про вас знаю) поинтересовался «бурильщик». – …Какую подляну, вы успели нам тут подготовить?
«Наверняка, берёт на пушку. – подумалось мне в то мгновение. – Коль интересуется, значит, он вовсе не в курсе наших планов. Кабы знал он, чего мы недавно задумали, так не стал бы рассусоливать и вести с нами какие-то беседы, а просто сорвал бы с прапорщика погоны, достал пластину и отправился со своей кодлой восвояси!..»
Было вполне естественным, что ни кто из нас Владимиру не ответил. Разве что, мы неуверенно пожали своими плечами: дескать, впервые об этом слышим.
И тут бурильщик вдруг упёрся стволом своего автомата в грудную клетку Геннадия.
– Говори, сука!.. Что мне следует, от вас ожидать!.. Иначе, уже к обеду ты будешь подан к нашему столу в виде жаркого. – для пущей острастки, он передёрнул затворную раму, дослав патрон в патронник.
По-видимому, общаясь с нами ещё в вагоне, Владимир успел хорошенько изучить характеры, склонности и слабости всех пассажиров, а за одно и определиться с тем, на кого в исключительном случае следует жёстко надавить, напугав того до полусмерти.
Что и говорить, бандит оказался неплохим психологом. По крайней мере, именно сейчас он сделал вполне правильный и оправданный выбор.
– У Василия в погон… Вшита некая пластина. – не отрывая своего взгляда от направленного в его сторону автоматного ствола, тихо заговорил Геннадий. Очевидно сам того не осознавая и не ведая, он вдруг запросто выложил каннибалам нашу самую сокровенную тайну. Генка вообще выглядел сейчас каким-то заторможенным. Он был словно зомбирован и полностью лишён какой-либо воли. Вот, в какие предательские формы порой может вылиться обычный страх, целиком подчинивший себе человеческое сознание.
Геннадий пришёл в себя несколько позже, когда людоеды, изъяв у прапорщика заветную пластину, уже успели покинуть сарай. Тут же и наступило осознание всего случившегося. Очевидно понимая, что он фактически подписал как самому себе, так и остальным членам нашей команды смертный приговор (ведь, по сути, мы остались лишёнными всякой маломальской надежды), Генка молча уселся у стены и опустил голову вниз. По щекам его катились слёзы. Он даже не пытался чем-либо оправдаться – всё тут было понятно и без каких-то лишних слов.
При этом остальные пленники, как-то вовсе не сговариваясь, вдруг устранились от всякого с ним общения. Для всех нас он непроизвольно превратился в изгоя. С «предателем» не пожелала разговаривать даже его родная сестра Катя. Более того, ей сейчас было стыдно как за брата, так и за саму себя. Потому и предпочла девушка уединиться в противоположный от Геннадия угол.