Скорби Сатаны - стр. 40
Его голос звучал с необычайной силой, глаза горели огнем. Я был так поражен его видом, что забыл о своей погасшей сигаре и только разглядывал его в немом изумлении. Какое вдохновенное лицо! Какая внушительная фигура! Лусио казался в эту минуту величественным, почти богоподобным. И в то же время в его позе, выражавшей протест и неповиновение, было нечто ужасающее. Он встретил мой удивленный взгляд, и пламя страсти поблекло на его лице.
Князь засмеялся и пожал плечами.
– Я, должно быть, прирожденный актер, – заметил он беспечно. – Время от времени на меня нападает страсть к декламации. Тогда я начинаю говорить как премьер-министры или парламентарии – под влиянием господствующего в эту минуту настроения, не придавая значения ни единому слову.
– Мне так не кажется, – ответил я с вымученной улыбкой. – Вы говорите то, что думаете. Хотя ваша натура действительно в высшей степени импульсивна.
– Вы действительно так думаете?! – воскликнул он. – Это очень мудро. Это очень мудро с вашей стороны, добрейший Джеффри Темпест! Но вы не правы. Не было на свете создания менее импульсивного и более целеустремленного, чем я. Хотите верьте, хотите нет, но вера – это чувство, которое нельзя никому навязать. Если я скажу вам, что моя компания опасна, что я ставлю зло выше добра, что я вовсе не надежный руководитель для кого бы то ни было, то что вы скажете?
– Скажу, что вы недооцениваете себя из чистого каприза, – ответил я, вновь зажигая сигару. В серьезности моего собеседника мне чудилось что-то забавное. – И что вы мне будете нравиться по-прежнему и даже еще больше, хотя это и трудно вообразить.
Услышав мои слова, он сел, устремив на меня пристальный взгляд темных глаз.
– Послушайте, Темпест, вы следуете моде, принятой у красивейших женщин в этом городе: им всегда нравятся самые отъявленные негодяи!
– Но ведь вы не негодяй, – возразил я, мирно пуская кольца.
– Нет, я не негодяй, но во мне есть много дьявольского.
– Тем лучше, – отвечал я, поудобнее устраиваясь в кресле. – Надеюсь, во мне это свойство тоже имеется.
– А вы верите в него? – спросил Риманес с улыбкой.
– В Дьявола? Разумеется, нет!
– О, это весьма обаятельный, легендарный персонаж, – продолжал князь, закуривая новую сигару и медленно выпуская клуб дыма. – О нем рассказывают много прекрасных историй. Представьте себе, например, его падение с небес! «Люцифер, сын Утра» – что за имя, что за происхождение! Родиться от Утра означает быть сотканным из прозрачного ясного света. Все тепло миллионов небесных сфер поднялось ввысь, чтобы отдать свои цвета его яркой сущности. Все огненные планеты отдали свое пламя его глазам. Возвышенный и величественный, этот Архангел восседал одесную самого Бога, и пред его неутомимым взором расстилалось все грандиозное великолепие Божьих помыслов и мечтаний. Внезапно он узрел в пространстве, где роились эмбрионы новых явлений, некий новый малый мир и существо, словно бы медленно принимающее форму ангела. Это было существо слабое, но в то же время и сильное, возвышенное – и глупое. Оно было воплощением странного парадокса, и ему было суждено пройти через все фазы жизни, пока, впитав в себя самое дыхание и душу Творца, оно не оказалось причастно к Бессмертию – Вечной Радости. Тогда полный гнева Люцифер повернулся к Владыке Сфер и воскликнул с безумным вызовом: «Неужели ты сделаешь из этого ничтожного существа ангела, подобного мне? Я протестую и осуждаю тебя за это! И если ты сотворишь Человека по образу нашему и подобию, то я сотру его в прах, ибо он недостоин разделить со мной великолепие твоей Мудрости и славу твоей Любви!» И тогда ответил ему прекрасный и ужасный глас Всевышнего: «Люцифер, сын Утра, ведомо тебе, что ни одно праздное или пустое слово не должно быть произнесено перед лицом Моим. Ибо свобода воли – это дар Бессмертных. Что ты говоришь, то и сделаешь! Пади, гордый Дух, с высот своих – ты и спутники твои с тобою – и не возвращайся, пока сам Человек не принесет тебе искупление! Каждая душа человеческая, поддавшаяся искушению твоему, да будет новой преградой между тобой и Небом. Каждый, кто по своей воле оттолкнет и победит тебя, поднимет тебя ближе к твоему потерянному дому! Когда мир совсем отвергнет тебя, я прощу и снова приму тебя, но