Склерозочка моя - стр. 4
Я думала, он меня поймёт. Он вырвал руку и завизжал:
– Не смей показывать на мне где болит, сколько можно повторять!
Паша страшно суеверен, как все врачи.
Я думала, Паша будет бунтовать, скандалить. Может, даже разведётся после моего решительного и окончательного отказа исполнять супружеский долг. А он… виновато смирился, как побитая собака. Решил, что проблема в нём самом, и тихо закомплексовал. Завёл пару порно дисков и каждый вечер на десять минут запирается в своей комнате.
Дорогие жёны! Если ваши мужья подозрительно уединяются у компьютера и, как на амбразуру, грудью бросаются на монитор, чтобы заслонить от вас стонущих белугами дебелых немок – возрадуйтесь и успокойтесь. Это стопроцентная гарантия, что они не бегают налево.
Заводить женщину на стороне, поддерживать отношения, врать тут и там, изворачиваться… Это так хлопотно, утомительно, муторно – а мужчины так ленивы и инертны.
***
– Леночка, не стоит в дорогу надевать дорогие украшения. Даже выходя в магазин через улицу, с человеком может случиться несчастье. ДТП, например, или обморок. А нечистых на руку людей всегда хватает. Среди прохожих, в полиции, в скорой помощи. В морге, наконец. Под шумок снимут с беспомощного, бесчувственного тела драгоценности, цепочки, кольца – и поди потом докажи. Вон в новостной ленте, были случаи…
Вообще-то, когда я буду в морге, мне будет плевать, кому достанется моя бижутерия.
Екатерина Семёновна зорко наблюдает, как я наряжаюсь перед зеркалом. Вдеваю в уши любимые длинные серьги с хризолитами, которые так идут к моим зеклёным глазам. Надеваю на чёрный глухой свитер серебряную, тонкой вязи цепочку с кулоном- хризолитовым глазком. Натягиваю на палец тяжёлый перстень из чернёного серебра. Я должна выглядеть на все сто.
Чемодан уже собран. Я собираюсь не в магазин через улицу. Редакция командировала меня в далёкий сибирский город И.
Я еду писать материал о самой что ни на есть настоящей прапрапра… внучке декабристки. Почти два века назад её юная прапрапра… бабка оставила светские цепи и блеск ослепительный бала. Держалась прозрачными от холода ручками (из овчинного тулупа высовывались венецианские кружева) за край тряской мужицкой телеги. В телеге метался в горячке, бряцая ржавыми кандалами, её муж-декабрист. Она перебирала субтильными ножками в тонких козловых башмачках, спотыкалась о мёрзлые комья глины…
С ума сойти: неужели я запросто встречусь с её потомком, легендарной старушкой? Буду дышать одним с ней воздухом, беседовать, засматривать в мутные катарактные глаза? Может, даже бережно – чтобы не рассыпалась в прах – трогать мумифицированную аристократическую лапку?