Скелеты - стр. 43
Солидол пихнул одеревеневшего от ужаса Андрея к могиле.
«Боже, помоги мне!» – взмолился мальчик.
– Нет, – сказал Солидол, осененный идеей, – и с Женисом нечестно, он же спортсмен. Эй, телочка!
Побледневший Хитров уставился в землю. Ходили ходуном желваки.
– Ты, телочка, больше не телочка. Ты гладиатор номер два. История такая: твой хахаль дал пососать хер приезжему пидору, и ты приревновал. Деретесь до первой крови. На-а-а ринг!
Андрей не понял, как очутился лицом к лицу с другом.
– На кого ставишь? – донесся издалека голос Солидола.
– На длинного, – ответил Журавель, – щас он второго быро уделает.
– Я не буду! – замотал головой Андрей.
– А не будешь, мы вас обоих втроем отмудохаем. И одной каплей не обойдется, врубился?
Андрей поймал взгляд товарища.
«Нет, нет, нет», – беззвучно шептал Хитров.
Андрей сжал кулаки. Зачем-то стиснул их, словно правда собирался бить лучшего друга.
– Нет, – проговорил Хитров.
– О, а че тут у вас происходит?
Все повернулись одновременно. Андрей вспомнил иллюстрацию из бабушкиной Библии: Иисус, спускающийся по лестнице с облаков.
– Междусобойчик, – сказал Солидол.
Брат Ники Ковач оперся о надгробие. Синие глаза пристально изучали парней.
– Смахивает на драку. Вы че не поделили, пацаны?
Вопрос адресовался Андрею, и мальчик ответил, с усилием ворочая языком:
– Они нас драться заставляют.
– Ага, – сказал Саша Ковач. – И как? Кто первый упадет?
– До первой крови, – сказал Солидол. – Я им предлагал с Журавлем драться.
Андрею показалось, что Солидол оправдывается. Вова стушевался, он смотрел на Ковача заискивающе, хотя Ковач был младше его на год.
– Ты кровь увидеть хочешь?
Солидол пожал плечами.
– А ты?
Журавель потупился. В две тысячи седьмом он будет воровать железо из вагона товарного поезда, и поезд отрежет ему ноги по пояс. Он перестанет пить, начнет посещать собрания свидетелей Иеговы (здешние иеговцы арендуют комнатку в здании швейной фабрики), встретит там женщину и там же детским шампанским отметит свадьбу. На сэкономленное пособие по инвалидности молодожены поедут в Сочи, и Журавель первый раз увидит море.
– И ты?
Женис Умбетов сплюнул на гравий. Через шесть лет сын библиотекарши зверски убьет гостиничную проститутку и будет осужден на полтора десятилетия в колонии. Его мать уволится из школы, не выдержав сплетен, но снова вернется к учебникам, когда поутихнет шумиха и коллеги забудут дефективного ученика.
Саша Ковач – ему осталось целых семь лет жизни – нагнулся и вытащил из насыпи нож. Повертел его, сдул пыль. Андрей наблюдал, открыв рот, как Ковач подносит лезвие к предплечью и полосует себя. Кожа разошлась под сталью. Обнажилось желтое сало. Точно маленький ротик открылся чуть ниже складки локтевого сгиба. Багряные струйки потекли по запястью, забарабанили по земле.