Сказки тысячи ночей - стр. 19

Разум его был крепче, чем я ожидал, и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы найти в нем лазейку. Он любил своих подданных – а их у него было немало. Он чтил свой долг. Он умел чинить доспехи и печь хлеб, хотя в силу своего положения ему редко доводилось это делать. Но в самой глубине его души, под покровом гордости за свой труд и свой дом, крылась тревога, оставлявшая глубокую расселину в его помыслах.

Он был так молод. Отец его правил так дурно. А мать его была так больна.

Туда-то я и впился зубами и когтями. Я выволок его тайные сомнения наружу, подставив их жаркому солнцу. И там, где его сердце дрогнуло, я разбил свой лагерь.

Он сопротивлялся – лучшие из них всегда сопротивляются, – но было слишком поздно. Он стал моим. Я растоптал его чувство долга и похоронил его привязанности. Я оставил лишь то, что мне было нужно. Власть. Знания. Умение править.

Когда я впервые открыл его глаза, мир стал казаться меньше, но он был моим. Воздух наполнял его легкие, потому что я так решил. Я мог бы с равной легкостью заставить его задохнуться. Стоило мне захотеть, и он снял бы с ног сапоги и обжег бы свои стопы о песок.

Я оставил частичку Ло-Мелхиина в уголке его разума, что не всегда делал с другими. Обычно люди, которых я покорял, сгорали быстро, оставляя во мне чувство голода. Но Ло-Мелхиин был другим. Он был сильнее. И мне доставляло удовольствие слышать его крики.

Я услышал рев и встал, опершись на его копье. Свое копье. Я держал копье его руками – своими руками – и ждал, пока лев подойдет ближе. Ло-Мелхиин умел убивать львов, не испортив шкуру. Он мог подарить им быструю и безболезненную смерть, чтобы затем отнести гриву своей матери, которая радовалась им даже в своей хвори.

Но неподалеку бродили гиены, и когда я метнул его копье – свое копье, – оно вонзилось в лапу льва, пригвоздив его к земле. Зверь снова взревел, на этот раз от боли. Гиены услышали его рев и рассмеялись в ответ, и хохот их раскатился по дюнам, пока они окружали раненного зверя.

Лев пытался отбиться, но гиен было слишком много, а челюсти их – слишком сильны. Они рвали златогривого зверя на куски. Шерсть, кровь и кости разлетались по песку, а они пожирали льва заживо, и ничто не могло помешать им.

Я заставил Ло-Мелхиина смотреть.

Я проснулась от дуновения ветерка – струйки свежего воздуха, не отягощенного благовониями. На мгновение я забыла, где спала, но тут служанка поставила у моей подушки поднос, и я все вспомнила. Я вдохнула свежий воздух, струившийся сквозь открытую дверь, которую я не успела разглядеть накануне, прежде чем тусклый свет свечей усыпил меня, и приподнялась на постели.