Сказки смерти. Сборник 4 - стр. 3

Васса отрицательно помотала головой. Она не очень хорошо представляла себе, что такое душа – деревенский священник больше рассказывал о грехах и геенне огненной – но с незнакомцем в чёрном плаще девочка не хотела иметь ничего общего.

– Тогда решай. Твоя воля, куда потечёт твоя непрожитая жизнь, – приказала смерть. – К нему? – кивнула она на дрожащего незнакомца, понявшего, что план его сорвался, не смеющий пошевелиться или сказать слово.

Наверное, не пристало маленькой девочке приказывать смерти, но Васса, носящая оберег, питающий волю, просить не собиралась:

– Нет. Отдай малую часть моей матери, а большую – брату.

– А твой отец? – прошелестел голос.

– Он своё получил, – ответила Васса, думая о трёх золотых.

– Пусть будет так.

Со стороны незнакомца раздался стон. Васса обернулась, но то был лишь хруст сухого пня, в который обратился мужчина в чёрном плаще.

Васса увидела, как бледнеют лица матери и брата на руках смерти. Стало радостно, что она смогла им помочь так, как никогда не смогла бы, оставшись дома. Стало печально, потому что Васса поняла, что пришёл конец.

Покорно протянулась она к самой нестрашной, морщинистой руке смерти, но последняя отвернулась и зашагала прочь.

Зашелестело, зашипело и засвистело:

– Никто больше не будет водить тебя за руку, девочка, носящая оберег. Следуй за мной сама.

А затем смерть добавила тихим, совсем не страшным, шорохом:

– Я постараюсь идти медленно.

Душисто в избе от свежей соломы и трав. Полки от сажи выскоблены, очаг выбелен, чугунки как новёхонькие поблёскивают. Спозаранку бабка не присела, к сборам готовилась. К полудню подружек покликали. Свели они Елю в баню, напарили, отскребли, снегом натёрли и усадили в красном углу причёсывать. Руки у молодиц жалостливые, слёзы по щекам горючие, песни прощальные.

Свадьбу зимой играть – дело неслыханное, только эти женихи последнего снопа ждать не станут. Прилетели на северных ветрах Трескун со Стужичем, а за ними и Зюзя приковылял. Всю ночь мужики, что при сыновьях, костры вокруг дворов жгли и топорами над скотиной размахивали. Да всё одно не уберегли животину. Двух телят и дойную трёхлетку забрали в свои мешки старики злющие. Пришлось совет держать, кому под ель идти, чтобы морозичей задобрить. А тут и думать нечего. Из четырёх девиц лишь у одной имя подходящее. Заплакала Ельнина мать, запричитала, но большуха ей сразу отвару нужного дала и двух баб покрепче приставила, чтоб держали её в общинном доме и на двор не пускали.