Размер шрифта
-
+

Сказки русских писателей. 3-4 класс - стр. 31

и повешен
За ноги, мордою вниз; оскалены зубы; как палка,
Вытянут весь; и спина, и хвост, и передние лапы
Словно как мёрзлые; оба глаза глядят не моргая.
Все запищали мы хором: «Повешен Мурлыка,
повешен
Кот окаянный; довольно ты, кот, погулял;
погуляем
Нынче и мы». И шесть смельчаков тотчас
взобралися
Вверх по бревну, чтоб Мурлыкины лапы
распутать, но лапы
Сами держались, когтями вцепившись в бревно,
а верёвки
Не было там никакой, и лишь только
к ним прикоснулись
Наши ребята, как вдруг распустилися когти,
и на пол
Хлопнулся кот, как мешок. Мы все по углам
разбежались
В страхе и смотрим, что будет. Мурлыка лежит
и не дышит,
Ус не тронется, глаз не моргнёт – мертвец,
да и только.
Вот, ободрясь, из углов мы к нему подступать
понемногу
Начали: кто посмелее, тот дернёт за хвост,
да и тягу
Даст от него, тот лапкой ему погрозит,
тот подразнит
Сзади его языком, а кто ещё посмелее,
Тот, подкравшись, хвостом в носу у него
пощекочет.
Кот ни с места, как пень. «Берегитесь, —
тогда нам сказала
Старая мышь Степанида, которой Мурлыкины
когти
Были знакомы (у ней он весь зад ободрал,
и насилу
Как-то она от него уплела), – берегитесь:
Мурлыка
Старый мошенник; ведь он висел без верёвки,
а это
Знак недобрый; и шкурка цела у него».
То услыша,
Громко мы все засмеялись. «Смейтесь,
чтоб после не плакать, —
Мышь Степанида сказала опять, —
а я не товарищ
Вам». И поспешно, созвав мышеняток своих,
убралася
С ними в подполье она. А мы принялись
как шальные
Прыгать, скакать и кота тормошить. Наконец,
поуставши,
Все мы уселись в кружок перед мордой его,
и поэт наш
Клим, по прозванию Бешеный Хвост,
на Мурлыкино пузо
Взлезши, начал оттуда читать нам
надгробное слово.
Мы же при каждом стихе хохотали.
И вот что прочёл он:
«Жил Мурлыка; был Мурлыка кот сибирский,
Рост богатырский, сизая шкурка, усы, как у турка;
Был он бешен, на краже помешан,
за то и повешен,
Радуйся, наше подполье!..» Но только успел
проповедник
Это слово промолвить, как вдруг наш покойник
очнулся.
Мы бежать… Куда ты! Пошла ужасная травля.
Двадцать из нас осталось лежать на месте;
а раненых втрое
Более было. Тот воротился с ободранным пузом.
Тот без уха, другой с отъеденной мордой, иному
Хвост был оторван, у многих так страшно
искусаны были
Спины, что шкурки мотались, как тряпки,
царицу Прасковью
Чуть успели в нору уволочь за задние лапки,
Царь Иринарий спасся с рубцом на носу,
но премудрый
Крыса Онуфрий с Климом-поэтом достались
Мурлыке
Прежде других на обед. Так кончился пир наш
бедою».
. . . . . . . . . . . . . . . . . .

Антоний Алексеевич Погорельский

(1787–1836)

Чёрная курица, или Подземные жители

Лет сорок тому назад в С.-Петербурге на Васильевском острове, в Первой линии, жил-был содержатель мужского пансиона, который ещё и до сих пор, вероятно, у многих остался в свежей памяти, хотя дом, где пансион тот помещался, давно уже уступил место другому, нисколько не похожему на прежний. В то время Петербург наш уже славился в целой Европе своею красотою, хотя и далеко ещё не был таким, каков теперь. Тогда на проспектах Васильевского острова не было весёлых тенистых аллей: деревянные подмостки, часто из гнилых досок сколоченные, заступали место нынешних прекрасных тротуаров. Исаакиевский мост, узкий в то время и неровный, совсем иной представлял вид, нежели как теперь; да и самая площадь Исаакиевская вовсе не такова была. Тогда монумент Петра Великого от Исаакиевской церкви отделен был канавою; Адмиралтейство не было обсажено деревьями; манеж Конногвардейский не украшал площади прекрасным нынешним фасадом – одним словом, Петербург тогдашний не то был, что теперешний. Города перед людьми имеют, между прочим, то преимущество, что они иногда с летами становятся красивее… Впрочем, не о том теперь идёт дело. В другой раз и при другом случае я, может быть, поговорю с вами пространнее о переменах, происшедших в Петербурге в течение моего века, – теперь же обратимся опять к пансиону, который лет сорок тому назад находился на Васильевском острове, в Первой линии.

Страница 31