Сказки кофейного фея. Семейный роман-авантюра. Рассказы. Новеллы. - стр. 37
Одну руку Таня осторожно положила на колено фея и тихонько гладит его. Хочет успокоить? Интересная она, Литягина. Прима курса, кокетка, баловень родных… Но отлично чувствует любое чужое волнение…
– Нет, Танечка. Рок всегда предполагает героику. Так ведь, Георгий? – обращается ко мне фей, повернувшись вполоборота.
Я утвердительно киваю, чуть подняв бровь.
– Да, cherriе. Здесь рока вроде и нет. Сюжет то – частного порядка. Подумаешь, роман молодого светского льва и куртизанки – Я развожу руками и сцепляю кисти под коленом, продолжая рассуждать.
Фей с любопытством слушает мою тираду, задумчиво улыбаясь, чуть склонив голову набок. – Собственно, он, роман, изначально и не предполагает никакой высоты чувств. Но жизнь все поворачивает по своему. Опрокидывает. Жизнь, как течение крови в аорте, как пульс. Жизнь – Любовь – нечто неподвластное, яркое, чарующее. Не бабочка, нет…. Но она взлетает на ту же высоту. Ведь бабочка летает до радуги. Даже в дождь…
– Джозефина Стреппони до встречи с Маэстро Верди была певицей, актрисой, немного куртизанкой. – Неожиданно вступает в разговор Ворохов. – Разные были у нее поклонники, меценаты, содержатели. Но встретила своего Пеппинно, и все, как в море нырнула… Так часто бывает. И в этом обычность и необычность жизни.
– Да. Жизнь во всей ее полноте здесь есть. И в этом очарование оперы. И потому слушать ее можно хоть в целлофане – улыбается фей и встает с кресла, одергивая платье. – Ragazzi, а что, кто то принесет мне пирожное и чашечку лимонада? – Она смеется. – Чашечку только. Стаканы там какие то пластиковые, разолью.
– Сейчас, слетаю, не вопрос! – тотчас откликается на просьбу Знаменский, легкий, упругий, как пружина. – Анна Алексеевна, пойдемте со мной, а то мне дадут что нибудь не то, фигню на палочке? – Обращается Антон к Ане, будто на лету подхватывая ее под локоть, и не обращая внимания на насупленные брови Мишки.
– Чего это он разлетался тут?! Я бы сам принес! – разводит руками Ворохов и садится, закинув ногу на ногу, в трагической позе удивленного миром Чацкого, не забывая стряхнуть какую – то невидимую пушинку с палантина моего тихого фея, стоящего рядом с его креслом.
– Устали, Светлана Александровна? – Шепотом спрашивает Таня Литягина. – Не уходите только. До конца побудьте, а? С Вами так интересно. Папуля мой уснул в своей ложе в середине арии прямо. Что ты делать будешь тут? Мама его в бок пару раз ткнула, потом – плюнула. Он считает, что африканские танцы интереснее гораздо этого европейского занудства… Или песни берберов…