Сказка выпускного бала - стр. 3
Зимой ближе к вечеру двоюродный брат тащил меня на прогулку. Даже если я не хотела. Тетя Аля сына поддерживала:
– Тебе, Ника, надо подышать свежим воздухом.
Естественно, гуляли мы с мальчишками. Встречались на деревянном мостике через овраг. Мальчишки – их было четверо или пятеро – показывали друг другу закачанные в телефоны клипы, фотки, слушали музыку. На телефонах музыка всегда была плоская – ненастоящая, слушать ее было скучно. Потом шли кататься на санках. Кто на круглых ледянках, кто – на обычных. Около дома тети Али был овраг, на который наступали многоэтажные дома. Перед оврагом многоэтажки резко тормозили – такие большие, просто огромные, они все-таки не могли перешагнуть овражек, и мне это казалось смешным, а овраг казался волшебным: он не пускал громадных стоглазых драконов к старым двухэтажным домишкам. На санки мы ложились пузом, и когда они набирали скорость, снежные брызги обдавали разгоряченные лица – вот было здорово! Ленькины друзья научили меня съезжать на животе. Прежде я съезжала на пятой точке – моя ровная спина была прислонена к железной спинке санок. Склоны у оврага неровные, катались не по всем, конечно, а по укатанным, наиболее удобным. И все равно мои санки всякий раз опрокидывались, а Ленькины приятели смеялись до слез. До моих слез, имею в виду. И был там один мальчишка, еще повреднее Леньки, он скатывался с противоположного края оврага именно в тот момент, когда начинала катиться я, и было страшно думать, что мы столкнемся. Я даже визжала, когда была маленькая, когда была еще Вороника. Кстати, мальчишкам Ленька так и говорил: «Ее зовут Вороника». И они меня так называли, а вредный Борька звал «вороненок». Но мы с ним ни разу не столкнулись, потому что, лежа на животе, оказывается, можно было санками управлять. И Борька отворачивал свои санки в последний момент. И смеялся, показывая мелкие и белые, как снежинки, зубы. Именно он научил меня кататься на животе, сняв с моих санок детскую спинку.
…И вот я выросла. Ленька тоже. Всякое было у нас с моим двоюродным братцем. Часто тетя Аля уходила по своим делам – в магазины, к подругам… И тогда я испытывала то, что в армии называлось дедовщиной. Ленька заставлял меня заваривать чай, чистить вельветовые брюки, если они были запачканы на коленках, прибираться в его раздутом школьном рюкзаке, в котором чего только не было! Кроме учебников и тетрадей – засохшие кусочки хлеба, шоколада, крошки от печенья, гвозди, булавки, детали от «Лего», проволока… Все это нужно было сортировать, вытряхивать рюкзак и складывать обратно учебники и тетради. С другой кучкой отсортированных вещей Ленька разбирался сам. Иногда кузену хотелось, чтобы я лаяла и мяукала. Приезжая домой от тети Али, я часто нажимала на спинку своего талисмана, и мои слезы превращались в разноцветные камешки. Брать брелок с собой я не смела, знала, что Ленька отберет в тот же миг.