Сказка Сердца / Часть 1: Город Осколков - стр. 3
– Тяжёлый, зараза.
– Иногда мне кажется, что мы с тобой жуки, ну те, что… дерьмо собирают, – ответил тот, что потолще, разглядывая верхние этажи, обнажившие свои канализационные трубы, которые, нависая и пыхтя вентилями, грозились придавить собой набережную. Высокий сплюнул в тёмную воду.
– Дурак, они строят из него дом, а наше дело – избавляться.
– Одни луны знают, чем кончается этот сток, поэтому мы вполне можем укреплять своими действиями фундамент рынка, – парировал довольный собой толстяк.
– Ты идиот, Блоп.
– Нет, дорогой Ручи, я романтик, – он разглядывал свою каску, надетую на руку, и, надув пухлые губы, вдохновлённо продолжал. – Мне хочется всю нашу… обыденную жизнь… хоть немного превратить в праздник. Что я и делаю по мере сил.
С противоположной стороны мусорной кучи, в опилках у дома резчика, раздался булькающий звук и стук удаляющихся деревянных башмаков. Высокий стражник, повинуясь инстинкту, резко встал и пригляделся. Толстяк выглянул из-за его спины:
– Живой?
– Да нет, – раздражённо дёрнул плечом высокий, – это рыбак. Только пятки сверкают. Я знаю его жену, она торгует здесь на базаре всяким скарбом с верхних ярусов. «Улов с верхов»… Теперь понятно, откуда она его берёт, – он подошёл к старому холщовому мешку на другой стороне кучи и приподнял его, – Смотри.
Под ним был мятый серебряный кувшин.
– Довольно старый, – глаза тут же возникшего рядом толстяка заблестели.
– Да, но, если не отнесём кузнецу, дадут только на вес, – отрешённо ответил высокий, всё ещё вглядываясь в переулок, где исчезла тень рыбака, и после паузы подытожил: – Надо бы потолковать с этим малым.
– Зачем? – удивился Блоп.
Ручи посмотрел на толстяка с презрением и жалостью.
– Как ты там назвал себя? Романтик? Нет, Блоп, ты просто дурак.
И с этими словами высокий подцепил на ствол ружья тонкую ручку кувшина и двинулся в переулок.
– Почему же дурак? Руч, я тебя не понимаю. Постой!
Толстый поспешил за ним. Долго ещё было слышно эхо их спора, потонувшего в шуме рынка и завывании труб. К нему чутко прислушивалась, подрагивая усиками, с трудом выползшая на мостовую мышь, скрывавшаяся всё это время в дырявом сапоге рядом с мусорной кучей.
Мимо проплыли заблудившиеся складки тумана и прятавшийся в них кораблик, сложенный из долговых обязательств матери двоих детей, чей дом был выше по течению.
Тогда-то красная дверь на углу набережной и Переулка Слепых отворилась и заскрипела, заспорив с завываниями протяжного мужского баритона, забредшего сюда откуда-то с верхних этажей общежития Магистрата, поднимавшихся до самых верхних ярусов. И мало кто в Магистрате помнил, что его питавшиеся влагой корни были здесь, в полусонной тьме канала.