Сказка о царевиче-птице и однорукой царевне - стр. 6

– Илья Ефимыч, пейте!

Он глотает. Только бы не мозговая горячка… Она хватает полотенце и льёт на него из графина, потом кладёт ему на горячий лоб. Щупает его мелко дрожашие руки – они как у мёртвого. Она держит их в пригоршне, наклоняется и дышит на них. Илья Ефимыч!

… Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных… Ляля Гавриловна не заметила, когда начала молиться. Вероятно, уже глубокая ночь. Она, кажется, выпала из оцепенения, пришедшего на смену лихорадочной нервозности. Она всё ещё сжимает ледяные пальцы Развалова. Резкой вспышкой она ощущает прежний испуг. Темнота под секретером за спиной щекочет ей спину.

– Илья Ефимыч! – шёпотом.

Она ощупывает его грудь, затем прижимается ухом и слушает, слушает в темноте. Его спящее лицо не мёртвое. Полотенце сползло до глаз, щека лежит на паутине спутанных тёмных волос.

– Илья Ефимыч! – почти в самое ухо.

Она вдруг думает, что смерть может выйти из мрака под секретером и схватить его. Ляля ни за что на свете не оглянулась бы, и она только сжимает его плечи и наклоняется над ним, чтобы спрятать под собой.

Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных!..

Она так и засыпает, стоя на коленях, со вскинутыми руками, с головой, упавшей ему на запачканный жилет.

… Утром Ляля Гавриловна услышала голоса и смех, кто-то толкнул её, рядом протарахтели шаги, диван качнулся под ней. Ей казалось, что она заснула в красном углу, потому что она стояла на коленях. А потом Ляля резко вспомнила и вскочила.

Никого, диван пуст. Но рядом остались зеленоватые пятна его тошноты, и она знала, что всё было. Она огляделась: перед дверями топали, с улицы покрикивали. Секретер побеждённым врагом стоял, залитый солнцем. Она встала, вышла в коридор.

– Барышня-с, вы из издательских? Там на извозчике одно место остаётся, идите скорей-с, развозят.

Через 10 минут она уже слушала цоканье копыт, стараясь держать спину прямо.

Слепого и глухого выдали его слепота и глухота, – думала она, чувствуя какую-то изгаженность в душе и в нечищеном рту, – он аплодировал невпопад. Если его и вышвырнули, то лишь затем, чтобы от ненужного усердья он не отбил сам себе рук.

А дальше ничего не изменилось и одновременно сильно поменялось. Ляля Гавриловна приходила на службу, выполняла работу: переписывала тексты с правками; помогала наборщику собрать макет, если требовался подручный; бегала за чернилами или разносила записки по адресам, если не хватало мальчиков, или бегала в Артистическое заведение за образцами литографий, если оттуда запаздывали и макет горел.