Сказания Меекханского пограничья. Память всех слов - стр. 61

– Брат Найвир…

– Да?

Вор услышал, как тот сдерживает дыхание.

– Я не служил ни в какой армии или вольной компании, я не был атаманом разбойников. Но если еще раз спросишь меня о прошлом, я проверю, нельзя ли использовать чью-то дурную башку вместо мяча.

– Эй, я привязан к своей голове.

– Я не говорил, что будет легко. И не говорил, что отделю ту башку от тела. Это испортило бы все развлечение.

Брат Найвир тихонько вздохнул.

– Догадываюсь, брат Альтсин, – согласился он смиренно.

Они пошли дальше; вор чувствовал, как с каждым шагом его покидает ярость. И желание обернуться, вмазать идущему позади брату лампой по голове, а затем найти ближайший корабль и покинуть Каману. Поплыть на континент. В Понкее-Лаа. Это был чуть другой приступ. Непредвиденный и резкий, он впервые за несколько месяцев начал думать о себе в первом лице, словно воспоминания Реагвира оказались его собственными воспоминаниями. Это плохо… очень плохо.

Нужно как можно быстрее отыскать сеехийскую ведьму.

Завтра он встретится с людьми Райи, и хорошо бы им иметь для него новости. Лучше что-то вроде: да, мы ее нашли, она в городе, продает магические порошки, которые позволяют быстро и безболезненно избавляться от старых богов в головах.

По сходной цене.

Он легонько улыбнулся. Так-то лучше. Пока он может шутить – все в порядке.

Еще несколько улочек – и они возвратятся в монастырь.

Наткнулись на них в конце своих трудов, когда котелок супа был почти опустошен, а сумки с едой опорожнены. Миновала полночь, а насколько они устали, свидетельствовало то, что Альтсин давно не ощущал никаких запахов и не обращал внимания, по чему бредет, а брат Найвир уже какое-то время не отзывался. Что бы там ни говорили о ночных странствиях, были они утомительны.

Они лежали посредине улочки, два абриса, напоминавшие в свете лампы две кучи тряпья и кусков дерева, выброшенных на берег по капризу моря. Большой и маленький. А скорее – маленький и еще меньший. Альтсин остановился и в течение нескольких ударов сердца смотрел, пытаясь понять, что он, собственно, видит. Только через какое-то время разглядел худые руки и ноги. Блестящую кожу, заслоняющий лицо колтун темных волос, серые лохмотья, будто их сшили из кусков прожеванных шкур. Женщина? Девушка? Пожалуй.

И ребенок.

Первым его обошел брат Домах, семь футов и четыре дюйма милосердия и внимания. Наклонился, потом присел, ласково отводя лежащей волосы с лица. Проверил пульс, сперва на запястье, полностью исчезнувшем в его лапище, потом на шее. Решительным движением стянул плед, хранящий в тепле котел с супом, и укрыл девушку.