Сказ про Заказ - стр. 29
И, наконец, глаза. Синие до халцедоновости. До арктической ясности… Почти не подкрашенные… И словно прозрачные – так в кварце свет играет… Не в кварце – во льду. Синева яркая, светлая, холодная. С цветовым переходами – синь разной игры… – от горной воды до плавника хариуса. И главное – глаза длинные, и когда прищуривает, становятся ещё длиннее, и сильней бьёт синева.
Официант предложил вина.
– Нет, что вы.
Андрей:
– Так, давайте сразу к делу, пока это совместное застолье нас не объединило, а то тут Пётр Петрович издипломатился весь…
Она будто не слышала:
– Мне очень нравятся реки, у них такая хорошая энергетика… Вода, мне кажется, намного добрее суши. У меня бабушка – эвенкийка. У нас намечаются новые локации.
– Актуальные? – спросил Андрей, не выносивший свиньяз. «Свиньязом» Карпыч называл иностранное безобразие в нашем языке.
– В каком смысле? – не поняла Эльвира и улыбнулась, снова ослепив собеседников.
– Ну… актуальные локации. Это новый швайнстрим. Швайншпрех, в смысле. Я думал, вы знаете.
Он смотрел в её глаза. Вворот про бабушку-эвенкийку выглядел, как попытка усиления прав на речки с тайменями. Но и объяснял сильный, монументальный очерк скул и бровей. А главное, небывалое, запретное сочетание раскосости с холодной, пылающей синевой. Когда она прищуривалась, глаза выглядели как два длинных полумесяца – углами вниз. Официант пошёл за кофием.
– И воды минеральной принесите, пожалуйста! – обернулась вослед Эльвира. Волосы, собранные в хвост, держала опалово-зелёная прихватка в виде рыбки. С боков головы пряди лежали не внатяг, свободным пластом, угловым свесом, прикрывающим уши.
– Андрей, я хотела узнать, что с заказником? На реке должен быть порядок. Я за экологию.
– Экология – это вообще наука… – Андрей хоть и цеплялся к её словам самым нудным образом, но пожирал глазами каждое её движение, каждую черту, словно она было топливо, а он самолёт.
– Насколько это реально?.. – сказала Эльвира и, почувствовав, что слишком показала тревогу, неосмотрительно отдала синего пламени сквозь полумесяцы глаз, добавила равнодушно-певуче:
– Обожаю икру…
И медленно взяла в руки бутерброд с икрой. Ломтик косо отрезанной длинной булки, тонкий слой масла и икринки, крупные, оранжево светящаяся… Открыла рот и очень нежно, отведя губы и обнажив дёсны, откусила. Ровные длинные зубы поблёскивали – он почти слышал, как под ними лопнула икринка. Положила бутерброд на тарелку – и он видел след её зубов на масле – нежный и тонкий.
– Это неотвратимо… – завороженно ответил Андрей.
– Да ну, – пренебрежительно бросил Снитенко, – кто разрешит-то? Так все начнут заказники требовать. Тут только начни. Х-хе… – И покачал головой.