Сказ о наёмнике, деве и драконе - стр. 4
Каменные стены пахнут сыростью и плесенью. Гул никуда не исчез, наоборот, только усилился. Я начинаю понимать, что это не похмелье, а действительно гомон толпы. Слышу смех, смешивающийся с дружным криком: «Убей!» До меня постепенно доходит. Я вижу свет. У ступеней, ведущих на поверхность, стоит еще один воин. У него безразличное и даже скучающее лицо. Он указывает наверх, не проронив ни слова. Я поднимаюсь по ступеням. Сперва они кажутся холодными, но чем дальше я поднимаюсь, тем жарче становится босым ногам. Неожиданно яркий свет ослепляет меня, уши закладывает от крика.
4. Глава 2
Грохочет толпа, яркий свет слепит глаза. Раскаленная земля обжигает ноги. Самый разный люд собрался поглазеть на это зрелище: любопытные горожане, алчные торгаши, не стесняющиеся делать щедрые ставки, бродячие певцы, утратившие вдохновение. В стороне стоят неприметные, все как один похожие стражники. Сделаешь резкое движение – и лучники всадят стрелу между лопаток. Прижмешься к трибунам – и копейщики пронзят насквозь. Это арена – место, где льется кровь и венчается слава. Поле, где жизнь и смерть играют свою партию.
– Деритесь – и мир вас запомнит! Побеждайте – и обретете свободу! – разносится вой глашатая.
Солнце было безжалостно. Закрыв глаза, я провел рукой по лицу. Пот стекал по вискам, на губах я ощутил соль.
– Скоро он закончит, и станет еще жарче. – Услышал я и получил толчок в бок.
Человек с глазами безумца и разбитым лицом стоял рядом со мной. От него несло хмелем, одежду тяжело было назвать даже лохмотьями. Он похлопал меня по плечу – на костяшках пальцев у него запеклась кровь.
– Живым я им не дамся, – хихикнул он и снова толкнул меня.
– Живым ты им и так не нужен, – ответил я. – Считай это публичной казнью.
Безумец оскалился, посмотрел на солнце и отошел в сторону.
– Это великая честь! – надрывался глашатай.
Я усмехнулся. Умереть в бою, а не быть вздернутым на суку? Что-то в этом есть.
– Идем, – раздалось позади меня.
Я обернулся. Двое бродяг показались из подземелья.
– Нет! – завопил один из них. – Я не хочу умирать!
Он замер, не решаясь подняться выше.
– Дурак! Хочешь мечом в спину получить?! Так лучше?
Второй покачал головой. Бродяги, морщась от солнца, показались на арене. Они были мне знакомы. Картежники, вспомнил я. Ночь в трактире тоже не прошла для них даром.
Один держался достойно – только глаза, сосредоточенно осматривающие арену, и сжатые кулаки выдавали в нем беспокойство. Другой, напротив, был напуган, что-то неразборчиво бормотал, стараясь не поднимать головы. Глядя на них, я пытался понять, что сам чувствую сейчас. Но времени не оставалось.