Сияющая перламутром. Рассказы - стр. 9
И я ожила!
Несмотря на приговор, бабушка забрала меня к себе. Она два месяца отпаивала меня отваром из маковых коробочек.
И я выжила!
О своей болезни в младенчестве я знаю от мамы. А страх от сломанного стволика, означающий конец моей недавно начавшейся жизни, помню и вижу будто воочию. Вижу не со стороны, как увидел сломанную орешину старик на осле, а вижу глазами орешины. Я помню как с надеждой и опаской поглядывала на повязку – лишь бы не упала, лишь бы продержалась! – как клейкий сок, сочившийся из раны, застывал на зеленой коре, как я тужилась, чтобы сорвать ставшую ненужной повязку. Но снова приехал старик и, порадовавшись моему исцелению, снял ее.
– Орешина! – громкий оклик преподавателя ворвался в мои воспоминания как неожиданный порыв ветра в штиль. Я вскочила и вытянулась по струнке. – Опять витаешь где-то в облаках. А мы тут задачи решаем! Садись.
– Простите, – промямлила я; села и, вытянув шею, как гусыня, заглянула в тетрадь подруги.
Столбики цифр, формулы расчета вероятности некоего события… А есть ли хоть какая-то вероятность реальности событий, которые вижу я, витая где-то? Спросить? Педагог у нас классная! Кажется, все понимает. Но… одно дело – витать, другое – ощущать себя деревом. Посоветует обратиться к психиатру.
Прозвенел звонок. Мы с подругой вышли из здания института, и я окунулась в другую жизнь. Весна завершала свои дела: деревья стояли зеленые; птицы суетились у гнезд; река несла талые воды к полям; пестрые цветочные клумбы радовали глаз. Я закрыла глаза и потянула в себя теплый воздух, напоенный ароматом цветущих акаций.
– Какое блаженство!
Намереваясь лихо пролететь сквозь всю крону, молодой ветерок запутался в листьях. Я потрепала его, перекидывая с ветки на ветку, и обескураженного выпустила на волю. Стайка скворцов поднялась вслед за ним. Летите, летите! Гнезд в моих ветвях не вьете, только скандалите. Ворон неодобрительно каркнул, переступил с ноги на ногу, но не улетел. Он любил посидеть на моих ветвях, покачаться…
Подруга искоса взглянула на меня. Она жила на земле, поднимаясь над ней разве что на руках очередного вздыхателя, и то, неизменно требуя, чтобы ее вернули в привычное состояние.
– Не понимаю я тебя, – ее признание было искренним, – в чем блаженство?
Смущенно улыбаясь, я пожала плечами.
– Просто хорошо.
Подруга поджала губы, кивнула. Я заметила грусть в выражении ее лица. Ах, да! Ее снова бросили.
– Не расстраивайся. Он не твой мужчина, – я хотела сказать, что этот парень не для нее, что они не подходят друг другу.
– А чей? – она вскинулась.