Сирены Титана - стр. 24
Его россказни закупил журнал за три тысячи долларов.
Сидя в музее Скипа под винтовой лестницей, Уинстон Найлс Румфорд с удовольствием и восхищением читал рассказ Корадубьяна в журнале. Корадубьян врал, будто Румфорд сказал ему, что произойдет в десятимиллионном году от Рождества Христова.
В десятимиллионном году, по словам Корадубьяна, произойдет грандиозная генеральная уборка. Все документы, относящиеся к периоду между смертью Христа и миллионным годом нашей эры, свалят в одну кучу и сожгут. Это придется сделать, сказал Корадубьян, потому что всякие музеи и архивы займут столько места, что людям буквально негде будет жить.
Тот период в миллион лет, к которому относилась вся спаленная ветошь, будет подытожен в учебниках истории одной-единственной фразой: «_После_кончины_Иисуса_Христа_начался_период_ _перестройки, _длившейся_примерно_один_миллион_лет_».
Уинстон Найлс Румфорд рассмеялся и отложил журнал со статьей Корадубьяна. Он больше всего на свете любил здорово закрученные розыгрыши.
– Десять миллионов от Рождества Христова, – сказал он вслух, – самый подходящий год для фейерверков, парадов и всемирных ярмарок. Самое время подкладывать порох под краеугольные камни и вытаскивать на свет божий контейнеры с посланиями потомкам.
Румфорд вовсе не разговаривал сам с собой. В Музее Скипа он был не один.
С ним была его жена Беатриса.
Беатриса сидела напротив него в кресле с подголовником. Она сошла вниз, чтобы попросить у мужа помощи в великой беде.
Румфорд невозмутимо заговорил о другом.
Беатриса, и без того похожая на привидение в своем белом пеньюаре, стала белее свинцовых белил.
– Человек – великий оптимист! – умиленно сказал Румфорд. – Только подумай – надеется, что наш вид протянет еще десять миллионов лет, – как будто человек так же приспособлен к жизни, как черепаха! – Он пожал плечами. – Что ж – может, люди и дотянут до десятимиллионного года – из чистого упрямства. Как ты думаешь?
– Что? – сказала Беатриса.
– Угадай, сколько продержится род человеческий? – сказал Румфорд.
Из-за стиснутых зубов Беатрисы прорвался вибрирующий, пронзительный, непрерывный звук такой высоты, что человеческое ухо его почти не воспринимало. Этот стон звучал жутко, угрожающе, как свист стабилизаторов падающей бомбы.
И грянул взрыв. Беагриса опрокинула кресло, бросилась на скелет и швырнула его в угол, так что кости загремели: Она смела все начисто со стеллажей Музея Скипа, разбивая экспонаты о стены, дробя их об пол.
Румфорд был ошеломлен.
– Боже правый, – сказал он. – Что с тобой стряслось?
– Ах, ты разве не знаешь? – истерически выкрикнула Беатриса. – Тебе надо объяснять? Можешь читать мои мысли!