Синтез - стр. 177
– Я не оригинален, – ответил Максим. – Хоть у меня ничего подобного не было, и мое существование протекало мерно, изредка нарушаемое разве что внешними раздражителями, коих в нашей стране предостаточно или в результате моего пофигизма. Гм, так я маскирую безответственность. В последние годы меня там ничего не держало. Какой-либо привязанностью я не обременен. Так уж исторически сложилось, что родственные узы меня не сильно держат. Друзья, по мере взросления, обзавелись семьями или нашли свое дело и разлетелись… как песни. Своей семьи у меня нет, обозримых перспектив тоже не было видно, да я и не стремился к этому, а своего дела я так и не нашел. И себя я в этой жизни не нашел… В той жизни…
– Да, печально, – прокомментировала Рита. – А как же так? Ты же ведь работал где-то, наверняка?
– Что значит работать? Продавать себя ради хлеба насущного? Это не работа, это средство выживания. Тоска! Страшная тоска. Выживать? Для чего? Знаешь, в Советском Союзе была хорошая задумка. Может, рассчитана она была и на другое, но тем не менее. Был идеал, у страны была цель – коммунизм, светлое будущее, и эта общая цель страны была индивидуальной целью каждого. То есть, если своей цели у тебя нет – вот тебе общая, работай – не хочу. Хватило этого, конечно, ненадолго, в том же Союзе, но ведь было же. Не так, конечно, грубо, как я сказал сейчас, но думаю, смысл ты поняла. Веры тоже нет. Нет ни единого стимулирующего фактора. Да, собственно, откуда вера и цель могут взяться в стране, которая на глазах развалилась, и начала стремительно умирать. А если и выйти за рамки одной страны, то картина не будет сильно отличаться, стоит только лишь убрать материальную составляющую. А эта составляющая всего лишь итог усердного выживания. А жизни все равно нет. Я не о каком-то там смысле этой жизни, просто, скучно. Не понятно, зачем это все. Я честно тебе говорю, в детстве хотел стать космонавтом, после, если не космонавтом, то ученым или писателем, великим, обязательно, великим. Во всяком случае, известным. Потом, все же заменил «известное» на «великое». Впрочем, я понял, что я не знаю, чего конкретно я хочу, но главное, чтобы это было что-то. А величие этого что-то заключалась в оказании влияния на мир. Не то, чтобы лавры Александра Македонского спать мне не давали, но по мере моего восприятия окружающего мира я приходил к выводу, что мир этот нужно менять. Банальное стремление юноши, но меня оно не оставляет и по сей день. Я, как минимум, должен всем сказать, что все не так, как надо. Пусть все уже итак это знают, но они должны услышать это еще и от меня. Раз им столько уже говорили об этом, но ничего не изменилось, то, может, если скажу я, что-то сдвинется с места?