Синий дым китаек - стр. 11
Она же, когда пришло время, сшила мне платье для выпускного бала, не бесплатно, конечно, – аж за пятнадцать рублей (в ателье брали десятку, но шили безобразно). Хотя я и сама могла себе что-нибудь сварганить, но побоялась испортить дорогую ткань, которую по такому случаю прислал из Харькова дядя Афоня, мамин старший брат. Это был полупрозрачный шифон с набивными матовыми цветами. Платье сшили на голубом чехле с двумя косыми воланами по подолу, сильно приталенное. Причёску и маникюр мне сделали в парикмахерской – взглянув на себя в зеркало, я увидела в нём королеву Шантеклера (так иногда
называл меня отец)…
А для Лёльки на следующий год дядя Афоня отреза на выпускное платье не прислал, потому что я, закрутившись в заботах, не написала ему благодарственного письма. Он, естественно, обиделся, а я до сих пор корю себя: поступила как свинья…
Лёлька сама сшила себе довольно миленькое платьишко из жёлтого крепа: прямое мини, кокетку расшила белыми жемчужинками…
Дядья
Дядя Афоня, Афанасий, старший брат мамы, после войны он осел в Харькове. Подполковник. Квартира, дача, машина....
В Новокузнецк они с тётей Любой хоть и нечасто, но приезжали.
Во время первого своего визита дядя Афоня оскорбил моего отца (я этого не слышала: была ещё слишком мала). Со слов матери, дело было так: дядю Афоню с тётей Любой готовились везти на вокзал, отец перед выходом из дома, осматривая поклажу, попросил:
-– Ну, давайте-ка мне чемоданчик потяжелее.
И вдруг дядя ни с того ни с сего процедил сквозь зубы:
-– Тебе бы ломик потяжелее…
Мой отец (лицом и фигурой он напоминал артиста Леонида Куравлёва) ничего не ответил дяде Афоне, но обиду затаил…
Наверно, нам не понять людей, прошедших через войну. Отец не получил на фронте офицерского звания, и, может, дядя таким странным образом решил подчеркнуть разницу между собой и им, а, может быть, он интуитивно почувствовал беспокойство за судьбу своей сестры – этого я знать не могу, но знаю точно, что отец таил обиду на маминого брата долгие годы.
Да, дядя Афоня был подполковником и ему полагалось ездить в мягком спальном вагоне. На полу в купе лежал хоть и потёртый, но персидский узорный коврик – я в таком вагоне даже и жить бы согласилась…
Мать рассказывала, что, вернувшись с войны, старший брат предлагал ей поехать с ним в Харьков.
-– Будешь учиться день и ночь, чтобы наверстать упущенное, – говорил ей дядя Афоня.
-– День и ночь учиться? Нет не поеду!
Памятуя о своих недоспанных военных ночах, мать отказалась. Зря, конечно. Возможно, её судьба сложилась бы более счастливо… Но тогда не было бы нас с Лёлькой…