Симфония мостовых на мою голову - стр. 50
Вероятность того, что кот тянул силы из людей, теперь казалась ему невероятно высокой.
Рядом захохотала тень, чёрные когти вгрызлись в плечо Давида.
«Ты спас девочку, – проскрежетал монстр. – А теперь убей».
Давид отшатнулся, напугав Синицыну и себя заодно.
И поспешил к Невскому. Быстрее бы уже закончить с этой прогулкой.
За спиной хохотал призрак.
Неожиданно повалил снег. Большие хлопья быстро таяли под ногами и превращались в грязь.
Ира рассказывала, как однажды наелась снега и заболела ангиной. При этом она пыталась поймать языком снежинки, и два раза у неё получилось.
Давид сетовал, что придётся опять полчаса чистить ботинки от белых соляных разводов.
Обратно с Иркой идти очень бесило. Может быть, у неё лихорадка ещё бушевала, а, может быть, – наоборот, отпустило, и Синицына вернулась в своё нормальное состояние.
Невероятная чушь сыпалась из её рта на Хворя, забиралась Давиду в уши и просачивалась в мозг.
Ира говорила не переставая, словно и не было у неё болезни и температуры.
Нет, ну зачем ему эта информация:
– Котики не любят пить стоячую воду, им нужна подвижная струя. Фонтанчик, водопадик. Ты знаешь, Давид, как дорого стоят в наше время водопады?
Рядом кралась и скрипела тень, скалилась на каждую фразу Синицыной.
Хворь почесал лоб, сдерживаясь, чтобы не заткнуть себе уши наушниками и каким-нибудь супер-громким металлом.
«У меня мозги сейчас вытекут», – пожаловался бесшумно монстру. Тот сочувственно растворился в воздухе. Но тут же явился, высунувшись между парнем и девушкой.
Ощущение чужого злобного взгляда не оставляло на всём пути до дома Синицыной. Непривычно колючий и злобный. Будто этот новый монстр возненавидел Хворя заранее, ещё даже не прикоснувшись к нему. И Давид старался не смотреть по сторонам, чтобы не встретиться взглядом с очередным чудовищем.
Пока ты не замечаешь их, они не видят тебя.
Одно дело твой личный монстр, и совсем другое дело – новый.
И зачем он только пошёл к Синицыной? И зачем только решил помочь?
«Ты ей должен», – подсказала совесть, и Давид покорно шагал дальше, кивая на непрерывный речитатив девушки.
– Когда мама была жива, мы каждый месяц по музеям ходили. По разным, но больше всего любили Эрмитаж. Мама говорила, что там живые картины.
– Хорошая она у тебя была, – коротко ответил Давид. Сам он раз в месяц посещал экскурсии в Русском музее. Отец настаивал, что искусство благотворно влияет на психологическое спокойствие человека.
– Очень. Папа до сих пор по ней скучает. Даже пить обещал бросить. Но всё у него не получается. Творческий кризис, ёжики-уёжики. Он очень старается, правда, но иногда его не бывает неделями.