Силуэты театрального прошлого. И. А. Всеволожской и его время - стр. 27

При моем входе вежливо приподнялся с кресла представительный элегантно одетый безбородый господин с моноклем в глазу. Галантно протянув мне руку, он просил меня сесть. Приняв от меня письмо и выслушав объяснения, он сказал:

– Да, я знаю. Граф Воронцов говорил уже мне о вас. Очень рад познакомиться.

Прочтя письмо, он вторично заглянул в него и продолжал:

– Вас зовут Владимир Петрович? Скажите мне, пожалуйста, Владимир Петрович, вы языки знаете?

Я сказал, что вообще в языках слаб. Лучше знаю французский язык, чем немецкий, но свободно разговаривать не могу.

По-видимому, это несколько смутило Всеволожского. После некоторой паузы он сказал:

– Видите ли, Владимир Петрович… место управляющего конторой еще занято… Вероятно, оно откроется не раньше лета… Что же вы теперь будете делать?

Вопрос был не особенно любезный, но я был готов к нему.

– Я предполагал просить ваше превосходительство дать мне возможность познакомиться с театрами, изучить административно-хозяйственное дело, на которое я иду.

Всеволожской как будто обрадовался.

– Вот и прекрасно… прекрасно, – повторил он. – Это то, что мне нужно. Я прикажу открыть вам доступ в театры, в мастерские и в склады.

– Мне можно будет посещать спектакли и сцену? Можно видеть работу по обстановке?

– Конечно, я прикажу предоставить вам кресло во всех театрах.

Я поблагодарил и попросил разрешения время от времени являться к директору с докладом о ходе моего изучения дела и на получение указаний. На этом кончился мой первый визит к Всеволожскому.

С некоторым недоумением вышел я из директорского кабинета. И монокль в глазу, и вопрос о знании языков, и сдержанная сухая корректность разговора, и что-то неуловимое в общем тоне приема директора – все это говорило мне о том, что я пришелся не ко двору, что я чуждый элемент для Всеволожского. Чувствовалось, что директор не усматривает во мне полезного для него помощника. Но я не упал духом, посмотрел на положение мое оптимистически, утешался надеждой, что дело уладится, и решил сразу же энергично приняться за работу. На следующий же день я отправился знакомиться с театральной конторой.

Прежде всего меня поразила неприглядность самого помещения конторы. Громадные широкие окна дома Дирекции на Театральной улице (ныне улица Росси) были перегорожены в нижнем этаже в горизонтальном направлении, оставляя для канцелярского размещения низкие грязные комнаты. В прихожей толпились неопрятные сторожа в разнокалиберных одеждах, в канцелярии – такие же неприглядные чиновники в засаленных сюртуках, некоторые были в ватных, чуть ли не женских кофтах. Около канцелярских столов, заваленных бумагами, сменялись посетители, приходившие за справками, отчасти и для разговоров. После некоторого ожидания в приемной капельдинер