Размер шрифта
-
+

Сильнее ветра - стр. 28

– Не любишь трубочки? – Сделав несколько жадных глотков газировки, он прищурился, а затем механически облизал губы. Мой взгляд опустился на его рот. Верхняя была заметно тоньше нижней. Мокрые и блестящие.

– Не люблю розовый цвет, – с трудом оторвавшись от его губ, пояснила я.

В глаза напротив вспыхнули игривые огоньки. Он точно заметил эту постыдную заминку. Какой кошмар!

– Странно, – хмыкнул он. – Блондинка не любит розовый. Хотя знаешь, тебе гораздо больше пойдёт голубой.

Мой любимый цвет.

– К твоим глазам, – прилетело смелое дополнение. – Они очень красивые.

Стеф не раз говорила про мои глаза.

– Джо, твои глаза – это нечто. Как Париж. Увидеть и утонуть.

– Там говорилось умереть.

– Плевать. Считай, я её осовременила. Но утонуть – это же и значит умереть!

– Эта фраза из русской книги «Мой Париж». Но она не придумана русским писателем, а лишь перефразирована из итальянского высказывания «Vide Napule e po' muore». «Увидеть Неаполь и умереть».

– Боже, заткнись!

Но одно дело слышать комплименты от лучшей подруги, и совсем другое от Эйдена. От его тихого вкрадчивого голоса родились странные колючие мурашки и пронеслись атакующей армией от макушки до смущённо поджимающихся под столом пальцев ног.

Лично я не видела в своих глазах ничего особенного. Они были слишком большие и слишком голубые. Подруга не уставала повторять, что я очень красивая. Но сложно объективно оценить саму себя, когда женщина, проживающая со мной на одной территории, никогда не упускает возможности уколоть тем, что до идеала ещё очень далеко.

– Спасибо, – сконфуженно пробурчала я, отламывая новый кусочек торта.

Эйден уже доел и, расслабленно развалившись на стуле, непринуждённо улыбался, демонстрируя свои очаровательные ямочки.

Почему-то всё его поведение не вязалось с образом того мальчишки, который утром заходил к нам в гости. Хотя, почему? Он просто был вежлив и вёл себя ровно так, как и подобает вести себя со старшими и, тем более, незнакомыми людьми. А мгновенная волна негатива, направленная на любого, кто проявит симпатию по отношению к моей матери – явный признак нездоровых отклонений.

В таких ситуациях мне всегда хотелось орать: «Вы её совсем не знаете! Не знаете, что за закрытыми дверями она превращается в далёкую от светских бесед бездушную женщину!». И иногда, в процессе наших с ней разговоров, я действительно ожидала увидеть длинный раздвоенный язык. А когда не находила, искренне расстраивалась. Досадное и непростительное упущение природы. Он бы идеально вписался в её образ ядовитой гадюки.

Я опять зациклилась на своей матери!

Страница 28