Силиконовая надежда - стр. 19

Мысли мои вдруг повернули к новому хирургу. У него было такое лицо… Я не знаю, какие критерии применяются при оценке мужской внешности, но этот Матвей Иванович показался мне нечеловечески красивым, необыкновенным. И от него почему-то не исходило того ощущения угрозы, что я инстинктивно чувствовала от любого мужчины, даже от пожилого начальника охраны.

– Интересно, что он написал в предпочтениях, – пробормотала я, домывая миску. – Я даже не посмотрела, надо же…

Обычно я так не делала, всегда сразу же брала блокнот и внимательно читала все, что написал новый сотрудник. Мы с Аделиной условились – наши врачи, медсестры и охранники должны получать то, что любят, питаться так, как привыкли или как хотели бы, но не могут себе позволить вне стен клиники. Ну, бывает ведь такое, что человек хочет соблюдать какую-то диету, а в домашних условиях просто не может этого сделать. А здесь, в клинике, я без проблем могу готовить любые блюда и следить за тем, чтобы не происходило срывов. Так, к примеру, на раздельном питании находились операционная сестра Лиза, анестезиолог и палатная медсестра Инна, и я следила, чтобы им на стол не попадало, допустим, мясо с ненадлежащим гарниром. Один из хирургов ел только рыбу, второй был отчаянным мясоедом, а старшая сестра – вегетарианкой, и все это мне совершенно не трудно было им обеспечить. И довольные лица людей, выходивших из столовой, были для меня лучшей наградой. Уж что-что, а готовить я умею и люблю, было бы кому все это есть.

Но, едва я открыла блокнот, как затрезвонил мобильник, и я ответила на звонок.

– Привет, Анютка, – раздался мужской голос. – Как твоя кулинария?

– Привет. Все в порядке.

– А ты не дома еще? Стою у подъезда, твое окно темное.

– Нет, я еще на работе. А ты по делу?

– А ты еще помнишь про дело?

Вот это было как раз то, чего я боялась.

– Помню. Но я же тебе сказала – мне пока сложно… мало времени прошло…

– Анька, ты не темни. Хочешь соскочить?

– Нет-нет, я же обещала… просто…

– Короче, Нюточка, ты там пошевеливайся, так для всех будет проще и лучше. Чем быстрее ты все сделаешь, тем меньшие потери понесет дорогой тебе человек. То есть я. Усекла, подружка?

– Да…

– Тогда я тебя дожидаться уже не буду, все, что хотел, сказал. А чаю в другой раз попьем, да? Коврижку-то испечешь мне?

– Да… – механически ответила я и услышала в трубке сперва добродушный смех, а потом оглушающую тишину, от которой веяло ужасом и беспросветным одиночеством.

Утро снова обрело для Матвея смысл. Не работая, он почти физически страдал и не мог найти причины, чтобы вставать с постели. Но теперь, когда его снова ждала операционная, Матвей с легкостью вскакивал в шесть утра, делал зарядку, принимал душ, готовил себе завтрак и мчался на парковку. Его ждали люди, которым он был нужен, и это бодрило не хуже кофе. А таких людей было много. Матвей не пренебрегал никакими операциями, относился одинаково ответственно и к коррекции формы носа, и к восстановительной пластике, хотя вторая была ему, безусловно, ближе. Он знал, что никто не просыпается утром с мыслью, что именно сегодня его мир вдруг взорвется. И если вдруг это происходило, он, Матвей, мог помочь свести визуальные последствия к минимуму. Внешность играет далеко не последнюю роль в качестве жизни, и не важно, женщина это или мужчина. Никто не хочет жить с безобразными рубцами на лице. А если приходится делать это долгое время, в человеке что-то ломается. Он начинает иначе смотреть на привычные вещи, иначе относиться к себе и окружающим, и жизнь его меняется. Чтобы стать прежним, требуется операция. Если рубец слишком толстый, хирургу необходимо срезать его до образования новой раны. И человеку нужно снова сломать себя, чтобы потом начать жить заново и стать собой. Или стать лучше.