Сила ненависти - стр. 30
Мне всегда нравились танцы; сколько себя помню, стоило где-нибудь зазвучать музыке, как тело само приходило в движение. Чем старше я становилась, тем сильней понимала, что это не просто хобби, а не поддающаяся преградам ярость и страсть на грани отчаяния. Я ни капельки не преувеличиваю, это был мой наркотик, и теперь его отняли.
Виной тому куратор моего курса, который был жадной до денег болтливой свиньей. У нас была договоренность, по которой я вовремя сдавала работы и делала за него некоторые отчеты в обмен на молчание. Но он не гнушался также выпросить у отца двойную цену за новость о том, что учеба интересует меня не больше, чем наблюдение за тем, как сохнет свежевыкрашенная стена. Стоило отцу услышать о пропущенных занятиях, как его ищейки отправились следить за мной, а когда узнали, чем на самом деле занималась, бросили меня под автобус, рассказав все родителям.
После того как в тот злополучный день меня вывернуло в гостевой ванной, отец не злился и не кричал, а методично продолжал кромсать свой стейк на маленькие кусочки, запихивая их в рот и промакивая кровавые уголки белоснежной салфеткой. Я, в свою очередь, глотая унижение и обиду, по доброй воле рассказывала, как меня занесло на «темную» сторону.
Полтора года назад, разваливаясь на части от многолетней сердечной боли, я ушла с учебы после первой лекции, сославшись на недомогание. Никому и в голову не пришло проверить мое местоположение, поскольку обычно я посещала занятия с завидной регулярностью, будучи одной из лучших студенток на курсе. Слишком благопристойная характеристика, как по мне.
Бесцельно слоняясь по городу, забрела на южную сторону, где у метро парень раздавал листовки, и я из вежливости взяла одну, на которой рыжеволосая пикси, облаченная в сверкающее зеленое платье и такую же усыпанную блестками шляпку, лучезарно улыбалась мне, приглашая посетить «Поднебесную Керри Рейнбоу». На фото она кокетливо подняла одну ножку, а руки запустила в стоящий перед ней трехфутовый горшочек, полный золотых монет. Я вспомнила все сказанные отцом фразы про ирландцев, и в голове родилась отличная форма запоздалого, хоть и тайного юношеского бунта.
Спустя час я уже стояла в затемненном зале безымянного клуба, глядя, как на сцене оживает картинка с листовки. Девушку, показывающую представление, даже не смущало почти полное отсутствие зрителей, казалось, ей вообще не было дела до того, что творилось за пределами сцены, была только музыка и она, исполняющая всевозможные акробатические трюки вперемешку с танцевальными па. Над сценой и баром висели четыре золоченые клетки, в которых, как я потом узнала, должны были танцевать другие девушки.