Сила и правда России. Дневник писателя - стр. 35
– Да шагах в пяти от Вас, Ваше превосходительство, влево. Почти в самых Ваших ногах-с… Вот бы Вам, Ваше превосходительство, познакомиться.
– Гм, нет уж… мне что же первому.
– Да он сам начнёт, Ваше превосходительство. Он будет даже польщён, поручите мне, Ваше превосходительство, и я…
– Ах, ах… ах, что же это со мной? – закряхтел вдруг чей-то испуганный новенький голосок.
– Новенький, Ваше превосходительство, новенький, слава Богу, и как ведь скоро! Другой раз по неделе молчат.
– Ах, кажется, молодой человек! – взвизгнула Авдотья Игнатьевна.
– Я… я… Я от осложнения, и так внезапно! – залепетал опять юноша. – Мне Шульц ещё накануне: у Вас, говорит, осложнение, а я вдруг к утру и помер. Ах! Ах!
– Ну, нечего делать, молодой человек, – милостиво и очевидно радуясь новичку заметил генерал, – надо утешиться! Милости просим в нашу, так сказать, долину Иосафатову. Люди мы добрые, узнаете и оцените. Генерал-майор Василий Васильев Первоедов, к Вашим услугам.
– Ах, нет! нет, нет, это я никак! я у Шульца; у меня, знаете, осложнение вышло, сначала грудь захватило и кашель, а потом простудился: грудь и грипп… и вот вдруг совсем неожиданно… главное, совсем неожиданно.
– Вы говорите, сначала грудь, – мягко ввязался чиновник, как бы желая ободрить новичка.
– Да, грудь и мокрота, а потом вдруг нет мокроты и грудь, и дышать не могу… и, знаете…
– Знаю, знаю. Но если грудь, Вам бы скорее к Эку, а не к Шульцу.
– А я, знаете, всё собирался к Боткину… и вдруг…
– Ну, Боткин кусается, – заметил генерал.
– Ах, нет, он совсем не кусается; я слышал, он такой внимательный и всё предскажет вперёд.
– Его превосходительство заметил насчёт цены, – поправил чиновник.
– Ах, что Вы, всего три целковых, и он так осматривает, и рецепт… и я непременно хотел, потому что мне говорили… Что же господа, как же мне, к Эку или к Боткину?
– Что? Куда? – приятно хохоча, заколыхался труп генерала.
Чиновник вторил ему фистулой.
– Милый мальчик, милый, радостный мальчик, как я тебя люблю! – восторженно взвизгнула Авдотья Игнатьевна. – Вот если бы этакого подле положили!
Нет, этого уж я не могу допустить! и это современный мертвец! Однако послушать ещё и не спешить заключениями. Этот сопляк новичок – я его давеча в гробу помню – выражение перепуганного цыплёнка, наипротивнейшее в мире! Однако что далее.
Но далее началась такая катавасия, что я всего и не удержал в памяти, ибо очень многие разом проснулись: проснулся чиновник, из статских советников, и начал с генералом тотчас же и немедленно о проекте новой подкомиссии в министерстве – дел и о вероятном, сопряжённом с подкомиссией, перемещении должностных лиц, чем весьма и весьма развлёк генерала. Признаюсь, я и сам узнал много нового, так что подивился путям, которыми можно иногда узнавать в сей столице административные новости. Затем полупроснулся один инженер, но долго ещё бормотал совершенный вздор, так что наши и не приставали к нему, а оставили до времени вылежаться. Наконец, обнаружила признаки могильного воодушевления схороненная поутру под катафалком знатная барыня. Лебезятников (ибо льстивый и ненавидимый мною надворный советник, помещавшийся подле генерала Первоедова, по имени оказался Лебезятниковым) очень суетился и удивлялся, что так скоро на этот раз все просыпаются. Признаюсь, удивился и я; впрочем, некоторые из проснувшихся были схоронены ещё третьего дня, как, например, одна молоденькая очень девица, лет шестнадцати, но всё хихикавшая… мерзко и плотоядно хихикавшая.