Размер шрифта
-
+

Сигнал к капитуляции - стр. 8

Антуан с улыбкой повернулся к Люсили. У него были светло-карие, почти желтые глаза, крупный нос, красиво очерченный рот. В облике его сквозило что-то очень мужественное, что не вязалось с этой бледностью, с по-детски нежными волосами.

– Простите меня, – тихо произнес он, – наверное, я показался вам грубым.

Он смотрел ей прямо в лицо, и, когда говорил, глаза не блуждали рассеянно по скатерти или по плечам, как это часто бывает. Казалось, все остальные для него просто не существуют.

– Мы сказали друг другу три фразы, две из них были извинения, – ответила Люсиль.

– Мы начинаем с конца, – весело подхватил он. – Обычно мужчина и женщина говорят это друг другу в конце, по крайней мере один из них. «Прости, я тебя разлюбил».

– Это еще не худший случай. Меня просто бесит откровенная манера, эдакая прямота: «Извини, я думал, что люблю тебя, но ошибался. Считаю долгом тебе сказать».

– Навряд ли такое с вами часто случалось.

– Премного благодарна.

– Я имел в виду, что вы, верно, всегда опережаете мужчин. Пока они соберутся с таким признанием, ваш чемодан уже в багажнике такси.

– Тем более что мой багаж – пара свитеров да зубная щетка, – засмеялась Люсиль.

Немного помолчав, он заметил:

– Вот как? А я полагал, что вы женщина Блассан-Линьера.

«Какая досада, – подумала Люсиль. – Он было показался мне умницей». По ее понятиям, беспричинная жестокость не могла сочетаться с умом.

– Да, – ответила она, – вы правы. Сейчас я уезжала бы в собственном автомобиле и с чемоданом, набитым шмотками. Шарль очень щедр.

Она произнесла это очень спокойным тоном, но Антуан опустил глаза.

– Простите меня. Сам не знаю, чего несу. Не по себе мне среди этой публики.

– Так не ходите сюда. Да в вашем возрасте это и опасно.

– Ну знаете, детка, я ведь постарше вас, – оскорбленно заявил он.

Она засмеялась. Диана и Шарль посмотрели на них. Они сидели рядом, напротив своих протеже. Дети по одну сторону, взрослые – по другую. Старые тридцатилетние дети, никак не желающие взрослеть. Люсиль умолкла. Она подумала о себе: ничем в жизни не занимается, никого не любит. Смешно. Не люби она жизнь саму по себе, давно бы покончила с собой.

Антуан смеялся. Диана страдала. Она видела его смеющимся с другой. С ней он не смеялся никогда. Ей легче было бы видеть, как он целует другую, чем с ней смеется. Ужасно, ужасно смеется. Ужас как помолодел от этого смеха. Она взглянула на Шарля, тот выглядел растроганным. Рехнулся, что ли! Люсиль, конечно, привлекательна и превосходно держится, но в ней ни настоящей красоты, ни изюминки. Как, впрочем, и в Антуане. Без ума от нее бывали мужчины куда красивее. Только беда в том, что она полюбила Антуана. Она любила его и желала, чтобы он любил ее. Наступит день, и он окажется в ее власти. Позабудет свою погибшую актрису, для него будет существовать лишь она, Диана. Сара, Сара… Сколько раз она слышала это имя. Вначале он часто о ней рассказывал. Однажды Диана не удержалась и в сердцах брякнула, что Сара ему изменяла, что все об этом знали. Больше они о Саре не говорили, но во сне он шептал ее имя. Ничего, скоро… скоро он будет звать во сне ее, Диану. Она почувствовала, как слезы набегают на глаза. И, чтобы скрыть их, закашлялась. Шарль легонько похлопал ее по спине. Ужин казался ей бесконечным. Клер Сантре выпила лишку. В последнее время это случалось с ней все чаще. Она рассуждала о живописи с апломбом явно не по познаниям. Для Джонни, действительно понимавшего в искусстве, ее разглагольствования были пыткой.

Страница 8