Сигнал к капитуляции - стр. 2

Полчаса спустя она уже была на дороге в Нанси. Включила приемник. Передавали концерт. Чья же это музыка – Грига, Шумана, Рахманинова? Во всяком случае, кто-то из романтиков. Она никак не могла понять, кто именно. Это и раздражало, и было приятно. Музыка всегда пробуждала в ней какие-нибудь воспоминания. «Сколько раз я слышала эту вещь в ту пору, когда была несчастна! Тогда она мне казалась навечно соединенной со страданием, точно намертво прилепленная на стекло переводная картинка». Уже не удавалось вспомнить, из-за чего или из-за кого она так страдала. «Наверное, начинаю стареть». Но эта мысль не принесла беспокойства. Она давно бросила копаться в себе, не стремилась посмотреть на себя со стороны, разобраться в чувствах. Просто жила сегодняшним днем, и этот день несся вместе с нею в порыве ветра.

Шум мотора во дворе разбудил Шарля. Потом он услышал, как Люсиль, напевая, закрывает гараж, и в недоумении глянул на часы. Было восемь утра. На миг мелькнула мысль, не стряслось ли с ней что, но голос звучал весело, и он успокоился. Ему захотелось открыть окно и окликнуть ее, но он поборол искушение. Он знал: такой счастливой она бывает только наедине с собой. Шарль на секунду прикрыл веки. Впервые за это утро ему пришлось сдержать порыв. И на протяжении дня предстояло еще не раз делать это, чтобы не тревожить, не огорчать Люсиль. Лет пятнадцать назад он мог бы распахнуть окно, уверенно и просто позвать: «Люсиль, иди сюда, я проснулся». Она бы вернулась выпить с ним чашку чаю. Сидела бы на краешке кровати, он бы плел что-нибудь смешное, и она б хохотала до слез. Он пожал плечами. Нет, и пятнадцать лет назад ему бы ее не рассмешить. Никогда он не был мастером развлекать, быть занятным. Лишь встретив Люсиль, он понял, что такое беззаботный человек. Учиться беззаботности долго и трудно, если не одарен ею от рождения.

Взгляд его упал на пепельницу. Оттуда нагло торчала погасшая сигарета. Неужели вчера перед сном он забыл вытряхнуть пепельницу в камин? Нет, исключено. Значит, Люсиль заходила покурить. На краю постели, где она сидела, чуть смята простыня. Сам он всегда спал на редкость спокойно, никогда не сбивал белье. Горничные просто нахвалиться не могли. И вообще все находили в нем вот эти достоинства: спокойствие, сдержанность, прекрасные манеры. Тогда как в других – обаяние. Как бы он хотел им обладать! Назови его кто-нибудь обаятельным, он бы распустил хвост, как павлин. Некоторые слова беспокоили и мучили его подобно ускользающему воспоминанию: обаяние, раскованность, непринужденность, беззаботность. И еще бог весть почему слово «балкон».