Сибирский текст в национальном сюжетном пространстве - стр. 26

(курсив И.Т. Калашникова. – М.С.)!»97 И это на том основании, что обезьяну никто раньше никогда не видел – она ужасала провинциалов-иркутян именно своей необычностью. Этой яркой бытовой зарисовкой Калашников характеризовал жителей Иркутска – тех, с кем его объединяла «родина», но никак не «звездная группа».

Успех в деле просвещения означал преодоление социальных и культурных границ, что на самом деле являлось чрезвычайно трудной задачей в условиях жестко иерархизованного имперского общества. В этой связи одним из излюбленных персонажей переписки Словцова и Калашникова был «наш Кривогорницын» – Василий Прокопьевич Кривогорницын, нижне-колымский казак, который помогал Словцову в его путешествиях по Иркутской губернии, а впоследствии сделался близким другом Калашникова в Иркутске. Во время своих путешествий Словцов пытался образовать Кривогорницына и, по словам Калашникова, «душа его (Кривогорницына. – М.С.) возвысилась и облагородилась». Позднее Кривогорницын руководил каторжанами в иркутском рабочем доме и на Тельминской суконной фабрике. Здесь служба неоднократно заставляла его становиться свидетелем жутких сцен, однако, как писал Калашников, ничто не могло испугать этого «неустрашимого потомка Хабаровых и Дежневых»98. Кривогорницын вел регулярную переписку со Словцовым и Калашниковым, относящуюся ко времени, когда оба покинули Иркутск99. В этих письмах их многословный автор беспрестанно благодарит своих «благодетелей» за то, что при их поддержке он расстался со своей прежней жизнью. «Благодетели», в свою очередь, гордились его продвижением по службе, видя в нем плод собственных просветительских усилий. В 1830 г. Калашников писал Словцову: «Посреди большею частию черных людей Сибири, он перло, которым должны дорожить таможные начальники»100.

Если история Кривогорницына была более или менее случайным успехом, то главным путем, на котором Словцов и Калашников могли участвовать в священной имперской миссии распространения просвещения, была служба. Эта идея четко отражена в их переписке. Так, по Словцову, исполнение этой миссии не оставляет времени для развлечений. «Увеселений общественных, если не восходят к уму и духу, быть не может, кроме двух периодов, когда бы народ находился в состоянии или равномерно диком, или равномерно умственном»101. В то время как основой престижа империи оставались ее военные успехи, оба корреспондента пытались выделить для себя нишу подвига на гражданской службе. Характерным образом Калашников трансформирует известную метафору: «Военные умирают на поле чести, а мы умрем на стуле чести»