Сибирский Робинзон - стр. 7
Лишь теперь я почувствовал, что насквозь промок. Мне стало холодно. Зубы дико стучали, ноги замерзли. Но постепенно мокрая одежда прогрелась, и я немножко повеселел.
Впрочем, не успел я согреться, как механический голос потребовал освободить вагоны. Станция «Речной вокзал» была почти пуста, и только несколько человек шли к эскалатору. Я поспешил наверх, и через минуту был на большой площади, где начинались и заканчивались многие автобусные маршруты. Дождь не прекращался. Площадь напоминала озеро. Грязюка вокруг была жуткая! Автобусы и маршрутки походили на свиней, выбравшихся из дорожной канавы. После многочисленных перескоков и олимпийских прыжков мне, наконец, удалось найти автобус, следующий до «Шереметьево».
В салоне, провонявшем соляркой, было тепло. Старые, но мягкие кресла располагали к хорошим и приятным мыслям. Дождь стучал по кузову автобуса, а ломаные ручейки, постоянно меняя путь, бежали по стеклу вниз. Впервые за последние дни мне стало уютно. В кабине шофера слезливо пела Татьяна Буланова. Очень сентиментальная и романтическая женщина, я считаю.
Не было привычной для общественного транспорта сутолоки, меня окружали немногочисленные пассажиры, направляющиеся в аэропорт. Два офицера, судя по их шевронам, с тихоокеанского флота. Оба со старыми, набитыми до предела, кожаными чемоданами.
Автобус уже начал закрывать двери, когда подбежало человек пятнадцать турок.
– Серемэтьефо, серемэтьефо? – обратились к весьма упитанной кондукторше двое или трое из них, вспрыгнув на подножку.
Та посмотрела на них свысока и царственно кивнула.
«Интересно, куда собрались потомки Османа?» – оторвавшись от своих грустных мыслей, подумал я.
Тут они весьма эмоционально, часто жестикулируя, заговорили между собой. Два или три раза среди слов чужого языка промелькнуло русское – «Анадырь». Из чего я сделал вывод, что на Дальний Восток и Камчатку самолеты летают не только из Домодедово.
«Боже мой, на носу зима, а эти дети юга собрались на Чукотку! – удивился я. – Видать ее губернатор Абрамович щедро платит, если даже турки плюнули на морозы и шумной толпой отправились на край света! Воистину, что не под силу мечу, доступно деньгам».
Водитель завел двигатель и автобус, будто здоровенный кот, приятно заурчал. Мы поехали в аэропорт.
Ночная и дождливая Москва, быстро мелькающая за окном, гипнотизировала. Сменялись расплывчатые образы людей, машин, домов, и до боли знакомый мир стал иным, неузнаваемым, словно дождь наносил на него странные мазки, под которыми мокрый художник прятал какой-то жизненно важный секрет. Мои мысли утонули в теплом аромате солярки…